штурмана Луганского. До войны он плавал помощником в торговом флоте и хорошо 
разбирался во всех типах и классах торговых судов…

Луганский только на миг прильнул к окуляру:

– Тут и гадать нечего. Танкер. Водоизмещение – тысяч пятнадцать.

Опускаю перископ в шахту… Акустик доложил, что миноносец быстро приближается к 
нам. По команде лодка уходит на глубину, нырнув под первую линию охранения. С 
большой скоростью, шумом и воем гребных винтов над нами проносится корабль. На 
нем и не подозревают, что разыскиваемый ими враг находится под килем эсминца 
всего в каких-нибудь 15 метрах. Не сбавляя, хода, Л-3 снова всплывает под 
перископ. Теперь мы между катерами и миноносцами. Прямо по курсу конвоя – 
самолет. Он ищет подводные лодки. Пасмурная погода нам благоприятствует. Но 
перископом приходится пользоваться осторожно – поднимать его всего на несколько 
секунд. За это время нужно успеть осмотреться. Иногда это не удается. Слышны 
отдельные разрывы глубинных бомб. Но эта хитрость гитлеровцев – отпугивать 
возможного противника – нам уже давно знакома.

Не меняя глубины, мы проходим вторую линию охранения – линию катеров. Их осадка 
незначительна, и опасаться таранного удара не приходится… Л-3 успешно 
прорвалась через обе линии охранения и теперь находится между транспортами и 
катерами– охотниками. Голова колонны пересекает наш курс. Дистанция медленно 
сокращается.

– Аппараты, товьсь!

Отчетливо слышен гул работающих винтов. Устанавливаю перископ на пеленг залпа и 
поднимаю еще. Носовая часть огромного танкера четко обрисовывается на фоне 
берега. Вот его нос «входит» в линзу перископа, темная стена медленно ползет в 
левую сторону, к перекрещенным нитям в центре линзы. Теперь, фашисты, 
держитесь!

– Аппараты, пли!

Лодка вздрагивает. Передо мной загорается зеленая лампочка – торпеда вышла. 
Второй толчок – снова зеленая вспышка.

На какую-то долю минуты я забыл об опасности. До боли, прижав правый глаз к 
окуляру, смотрю, как точно идут к цели наши торпеды. В центральном посту 
Коновалов вместе с Зониным считают секунды: «Ноль пять, ноль шесть … десять, 
тринадцать…» – взрыва нет.

– Неужели не попали? – кричит Коновалов мне в рубку.

– На таком расстоянии трудно не попасть, – машинально отвечаю ему, не отрываясь 
от перископа, в эту секунду огромный столб огня и дыма взметнулся над танкером. 
В центральном посту слышу крики «ура»! Еще взрыв! Снова «ура», а море горит. На 
танкере более десяти тысяч тонн горючего – такой огонь нескоро погаснет!

…На лодку ринулись катера. Миноносцы открыли огонь, снаряды падают с недолетом…

– Полный вперед! Срочное погружение!

…Все же серия из восьми глубинных бомб, сброшенных катерами, чуть не накрыла 
Л-3 в момент ее ухода на глубину. Нам показалось, что какой-то громила 
невероятной силы бил по корпусу корабля огромной кувалдой. Часть механизмов 
подводной лодки вышла из строя. Мы снова в самый ответственный момент остались 
без гирокомпаса.

Надо было отворачивать от горящего танкера. Нырнуть под него заманчиво: больше 
шансов оторваться от катеров, но в то же время и опасно – тонущее судно 
навсегда может похоронить под собой подводную лодку.

– Право на борт!

Взглянув на стеклянную крышку магнитного компаса, я увидел, что она вся 
запотела, картушки не было видно. Пришлось пустить секундомер и маневрировать 
«вслепую» – перекладывать рули через определенное количество времени на 
определенное количество градусов.

А морские глубины вокруг нас громыхали и рвались… Л-3 стремительно уходила от 
преследования, и взрывы за кормой становились все глуше и глуше. Я спустился 
вниз, в центральный пост. Настроение у всех было приподнятое. Первая победа!… 
Иду к себе в каюту добриваться…».

Спустя несколько дней сигнальщики Л-3 обнаружили несколько рыболовных ботов. Но 
от их уничтожения Грищенко отказался.

– Мы еще не выполнили своей основной задачи. А потому не можем демаскировать