- 94.  Казалось, что  в любом месте  на суше  безопасней. Особенно  старшина
трюмных  старался. Ну тот,  что  не  умел плавать, Линьков его фамилия.  "На
берегу, - говорит, - если ранят, то в  кусты можно спрятаться. Тебя подберут
и в госпиталь доставят. А у  нас,  у подводников,  - без царапины каюк. Один
ошибся - все погибай".
     Но нас не требовалось  уговаривать. Сами примерно так же думали. Каждый
рапорт  написал: "Прошу - де  откомандировать  на сухопутный фронт,  позор в
такое  время в резерве  отсиживаться. Заверяю командование, что  не  опозорю
звание моряка - подводника, покажу, как за честь родины дерутся балтийцы".
     Наши рапорты сперва и читать не стали, а потом вдруг, как припекло, нас
за  два  часа  переодели,  выдали винтовки,  гранаты,  каски и на грузовиках
отвезли к только что нарытым окопам последнего заслона.
     Ребята с М  -  94  решили не  разлучаться,  крайний блиндаж  заняли. Он
соединялся с общим окопом  узким  проходом.  Не успели мы расположиться, как
фрицы принялись передний край обрабатывать - закидали нас снарядами и минами
разных калибров.  Ох и противно  же  визжат стальные поросята! И рвутся так,
что душа в пятки уходит и в ушах звенит. Втиснули мы голову в плечи, пробуем
так  сжаться, чтоб всем телом под  каской укрыться, ждем прямого попадания и
думаем: "А на подводной лодке все же спокойней было".

     На нас камни, комки земли сыплются,  а  мы не шелохнемся. Фрицы, видно,
решили, что прихлопнули всех. Прекратили  из пушек и минометов палить, пошли
в атаку. На животах автоматы держат, шагают и поливают во все стороны. Я тут
и крикнул:
     - Братва, не торопись. Вспомни фильм "Мы из "Кронштадта". Подготовься к
встрече!
     Вставили наши ребята в  гранаты  запалы, патроны перед собой разложили,
финские ножи в песок повтыкали и ждут.
     Мы со старшиной  Митрофановым за пулемет легли.  Ленту вставили и ждем,
чтобы фрицы поближе подошли. Смотрим, где  они гуще идут. Совсем забыли, что
во время  опасности наш  Линьков  дуреет.  Он вдруг  поднялся  во весь рост,
заорал,  как психопат,  и  гранату  кинул.  Она,  конечно,  не  долетела  до
атакующих, разорвалась тут же за  бруствером. Но фрицы нас приметили и стали
обходить, брать в клещи. Пришлось отбиваться не в лоб, а с перебежками.
     Кое  -  как  атаку  отбили.  Автоматчики  откатились  и,  видно,  опять
попросили свою артиллерию по нашим окопам шандарахнуть.
     Вторым или третьим снарядом наш пулемет накрыло. Меня  землей засыпало.
Очухался я, выплюнул изо рта песок, глаза протер и спрашиваю:
     - А где же мой напарник старшина Митрофанов?
     Линьков, казалось, спокойно  поднял лежавшую рядом  со  мной  еще живую
оторванную руку старшины... Да, да, живую! У нее шевелились пальцы и, видно,
каждая жилка тряслась. И крови было немного.
     - Вот что от Митрофанова осталось, - сказал старшина трюмных. Сам вдруг
затрясся, в  голос заплакал и принялся каяться: - Простите меня, ребята, что
я вас на сухопутный сманил. В лодке не разорвало бы.
     Мы его, конечно, успокаивать не стали, не до переживаний было.
     -  Надо,  ребята, уходить,  -  сказал  Малышенко.  - Без  пулемета  нам
несдобровать - живыми в плен попадем.
     Отошли мы в общий окоп, а там  пусто - не предупредив -  нас, пехотинцы
отошли.  Артиллерийская  пальба  прекратилась,  видим,  автоматчики  с  тыла
обходят.

     - А ну, ребята, ползком к лесу! - скомандовал Малышенко.
     Поползли  мы  по скошенному полю.  Об острую стерню  руки  искровенили,
одежду порвали, но все же ушли  от  автоматчиков. Собрались на опушке леса и
не знаем, что  делать. Отрезанными оказались. К нам еще какие - то пехотинцы
присоединились. Сандружинница с ними.
     - Давайте руки перевяжу, - говорит.
     - Плюнь, сестренка, не до царапин сейчас. Надо к своим пробиваться. Кто
у вас из командиров остался? Пусть выводит.
     -  Никого здесь нет.  Командуйте,  моряки,  - просит  она.  - Вы  народ
отчаянный, с вами пробьемся.
     Пришлось мне командование на себя взять. Поснимали мы с убитых гранаты,
оружие, патроны собрали. На всех винтовок не  хватило. Решили вперед пустить
ребят с гранатами и штыками,  а позади  тех, кто имел  карабины и пистолеты.
Направление взяли по ручному компасу, который был  у  акустика Малышенко, и,
как только стемнело, двинулись по краю опушки.
     Вскоре лесок кончился. Впереди - ровное поле. Надо бы ползти по нему, а
мы шагали слегка лишь пригибаясь. Гитлеровцы ракетами нас осветили.
     - Ложись! - кричу. - Вправо отползай!
     А у Линькова нервы опять подвели: он вскочил и... бегом назад. Бежит, а
его  прожекторный луч преследует. Недолго  парень метался - светящиеся  пули
прошили.
     - Видите, что с трусами бывает, - заметил я. - Слушать только команду!
     Мы выждали некоторое время и, как фрицы угомонились, поползли по своему
направлению. Малышенко мне свой компас отдал.
     Подобрались мы  к траншее.  Видим  силуэты  трех фрицев у  пулемета.  Я
тронул Малышенко за плечо и  шепчу: "Давай вместе гранаты кинем!" Надо бы на
коленку лишь подняться,  а он во  весь рост встал... И фриц по нему  очередь
дал. Но моя граната свое дело сделала: пулеметчиков раскидало.  Тут вскочили