же   распределил  по  другим  кораблям.  Его  сотрудники  неохотно  покидали
"Виронию", а  теперь  радуются, что  не  остались  на  ней,  так как  первым
кораблем,  утопленным  авиацией противника, оказалась  "Вирония". Правда,  и
"Вольдемарес" не дошел до Кронштадта, но он пострадал позже.
     Еще  в Таллинне, при  посадке на  корабли, многие  пехотинцы на  всякий
случай разулись и  сидели  на  палубе босыми.  Увидев  в  небе самолеты, они
свешивали ноги  за  борт. Стоило "юнкерсам"  пойти в  пике, как некоторые из
бойцов "солдатиком" летели в воду...
     Бомбы  в  корабли  не  попадали,  и  они продолжали  двигаться заданным
курсом. А те из пассажиров, кто поспешил прыгнуть за борт, оставались в воде
и кляли все на свете.
     Вначале  плававших  подбирали  катера,  но  вскоре их палубы  оказались
переполненными.  Спасенных прямо на ходу пересаживали на  транспорты.  Вновь
попав  на судно,  поплававшие пехотинцы уже держались на  нем  до  последней
минуты. Быстро они постигли психологию моряков,  на практике убедились,  что
палуба всегда надежней моря.
     За двухсуточный  переход  многие  хлебнули  соленой  воды -  и не  всем
удалось  спастись.  Только среди сотрудников  флотской газеты погибло  более
двадцати человек. Из писателей в Ленинград не вернулись Евгений Соболевский,
Юрий Инге, Марк Гейзель, Орест Цехновицер, Филипп Князев, Андрей Селифонов и
молодой поэт Василий Скрылев.
     Я заглянул в воспоминания начальника штаба Краснознаменного Балтийского
флота адмирала Пантелеева, выпущенные военным издательством в 1965 году. Вот
что Юрий Александрович написал о таллиннском переходе:
     "Рано  утром  26 августа получаем  приказ Ставки: эвакуировать  Главную
базу флота, войска доставить в Ленинград для усиления его обороны.  Все, что
нельзя вывезти, уничтожить...
     Задача ясна, но в  нашем распоряжении так мало времени. За  одни  сутки
надо  подготовить  к переходу  весь флот. А это более  ста  вымпелов! За это
время войска  должны  отойти с  фронта, -  значит, потребуется  какое  -  то
прикрытие.  Надо погрузить на корабли десятки тысяч людей и наиболее  ценное
имущество, разработать маршрут и план перехода.
     Нам придется идти узким заливом, южный и северный берега которого уже в
руках противника, расположившего на них свои аэродромы и батареи...
     Серьезной  опасностью  на   переходе   в  Кронштадт  мы   считаем  мины
заграждения и авиационные бомбы. Днем можно маневрировать, уклоняясь от бомб
самолетов и  обходя  плавающие  мины.  А  как  быть  ночью,  когда  мины  не
разглядеть? Мнение единодушное: основное минное поле противника на меридиане
мыса  Юминда  форсировать в светлое время суток. Комфлот с этим предложением
согласился, утвердив наши расчеты...

     ...В те  дни комфлот авиацией не распоряжался. Более того, даже главком
Северо-западного направления  не  смог выделить  десяток истребителей, чтобы
прикрыть  флот  на переходе в  светлое  время  суток.  Ведь решалась  судьба
Ленинграда, и мы спешили  к  нему на помощь.  Флоту оставалось,  опираясь на
свои силы, быстрее прорываться на восток...
     ...Все транспортные  и вспомогательные суда мы  распределили  на четыре
конвоя. Каждый конвой имел свое непосредственное охранение и должен был идти
строго  за выделенными  ему тральщиками.  Боевые корабли находились в отряде
главных  сил, в  отряде  прикрытия  и в арьергарде.  Эти  три  отряда боевых
кораблей тоже  нуждались в тральщиках. Сколько же тральщиков требовалось для
обеспечения  перехода  ста  девяноста  различных   кораблей,  в   том  числе
семидесяти  крупных транспортов (больше шести тысяч тонн водоизмещением), по
фарватеру в три кабельтовых?
     Все наши флотские наставления и несложные расчеты очень быстро ответили
на  этот  вопрос: нужно не  менее ста  тральщиков!  Мы же имели всего десять
базовых и семнадцать тихоходных, немореходных тральщиков, то есть фактически
одну четверть потребности. Количество же мин,  поставленных  фашистами,  нам
никто не мог сообщить, но по нашим расчетам оно достигало  четырех тысяч. (К
сожалению, наши расчеты в дальнейшем полностью подтвердились.)"
     Как  проходили  последние дни  обороны  Таллинна  и переход кораблей, я
пытался  узнать  у  многих  людей.  Но   удалось   записать  лишь  несколько
воспоминаний.
        "РАССКАЗ МОРСКОГО ПЕХОТИНЦА"
     Совершенно  неожиданно   на  буксире  появился   старший   краснофлотец
Холоденко, плававший рулевым на торпедированной  М - 94. Он был в выгоревшей
и  сильно  потрепанной  форме  морского  пехотинца:  в  защитных  брюках   и
гимнастерке,  воротничок  которой был  распахнут,  чтобы  видны  были  синие
полоски тельняшки, в  серых от  пыли обмотках и грубых ботинках. На  плече у
него висел немецкий автомат, а на  флотском ремне - фляга, финский нож и две
гранаты.
     - Разыскивал своих  и вдруг вижу буксир подплавский, - сказал он. -  Я,
конечно, прямо с пирса - скок на корму. Приятно у своих очутиться!
     Его  обступили матросы буксира,  угостили флотским табаком  и принялись
расспрашивать, кого Холоденко видел на сухопутном фронте.  Но тот  ничего не
успел  им рассказать,  так  как  раздался  сигнал тревоги и матросы  буксира
разбежались по местам. На корме остались лишь мы вдвоем.
     - Как же ты в морскую пехоту попал? - спросил я у Холоденко.
     -  Очень  просто,  -  ответил  он. - Еще в  Лужской  губе  наши  ребята
сговорились проситься на сухопутный фронт. Нанервничались мы на затонувшей М