есть и искренне любящие свой народ, родину. Надо помочь им пойти с народом, а 
не против него?8.
Вопрос об использовании военспецов из царской армии
дискутировался партийной верхушкой большевиков крайне жестко. С одной стороны, 
большевистские идеологи
небезосновательно полагали: как бы критично ни
117
относилось царское офицерство к разлагавшемуся к началу
XX века самодержавию, но, веками воспитывавшееся
в монархическом духе, вряд ли оно добровольно и станет
искренне служить режиму плебса, пришедшему к власти путем переворота. С другой 
стороны, было не менее очевидным, что создать боеспособную армию на голом 
энтузиазме наэлектризованной агитаторами толпы невозможно. Тем более, что этот 
энтузиазм стремительно спадал.
В период гражданской войны большинство кадровых офицеров поддержало белых:
?60 тыс. — у Деникина, 30 тыс. — у Колчака, более 10 тыс. — в других 
белогвардейских армиях. В добровольческий период Красной Армии в нее вступило 8 
тыс.?9.
Причем к красным добровольно шли в основном офицеры
в чине от прапорщика до капитана, к белым — представители
всей армейской вертикали — от поручиков до генералов.
Советской власти нужны были штыки, этим штыкам — командиры, и во время 
острейшего кризиса 1918 года Ленин
вынужденно принял решение об использовании ?буржуазных
военных? для нужд защиты революции:
?Если ставить вопрос в том смысле, чтобы мы только руками чистых коммунистов, а 
не с помощью буржуазных специалистов построили коммунизм, то это — мысль 
ребяческая... Без наследия
капиталистической культуры нам социализма не построить. Не из чего строить 
коммунизм, кроме как из того, что нам оставил капитализм?10.
С лета 1918 года большевикам, несмотря на крайнюю
антипатию к бывшим офицерам, пришлось перейти
к их мобилизации в массовом порядке. Условия для этого были самые благоприятные,
 ибо в крупных городах,
находившихся под контролем красных, появилось множество офицеров, вернувшихся к 
своим семьям. Принятие на учет военспецов последовало по приказу наркома по 
военным и морским делам Л. Д. Троцкого (№ 324 от 7 мая 1918 года). В Москве, по 
сообщению ?Известий ВЦИК?, на 15 июня 1918 года было зареги-
118
стрировано около 30 тысяч офицеров (в том числе 2500 кадровых), 2/3 которых 
принадлежали к артиллерии и другим специальным войскам11.
Для укомплектования войск Восточного фронта командным
составом Тухачевский и глава симбирских коммунистов И. М. Варейкис издали 
приказ о мобилизации
офицеров бывшей царской армии. Он был опубликован
4 июля 1918 года и с этого же момента вступал в силу.
?Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика
переживает тяжелые дни. Долг каждого русского гражданина
— взяться за оружие. Для создания боеспособной армии необходимы
опытные руководители, а потому приказываю всем бывшим офицерам, проживающим в 
Симбирской губернии, немедленно
стать под Красные знамена вверенной мне армии. Сегодня,
4 сего июля, офицерам, проживающим в городе Симбирске, прибыть к 12 часам в 
здание кадетского корпуса ко мне.
Командующий 1-й армией М. Тухачевский.
Товарищ председателя Симбирского
губисполкома Иосиф Варейкис?12.
Этот приказ в советской литературе обычно цитируется без последнего 
предложения: ?Неявившиеся будут предаваться
военно-полевому суду?13. Как видно, командарм уповал
не только на силу слова: в арсенал ?убеждения? с самого
начала вводятся карательные меры.
Большевики культивировали антагонизм между царскими
офицерами и одетой в шинели пролетарской массой.
В 1918 году он шел до открытой ненависти и превратился
в своего рода бумеранг.
?Между солдатом и офицером всегда лежит широкая пропасть. Солдат — мужик, 
крестьянин или рабочий, черная кость, мозолистая рука. Офицер — барин, чаще 
всего дворянин, голубая кровь, белоручка.
Солдат может бояться офицера, он может уважать его... И все таки они будут 
вечно чужие... Они вышли из разных классов?14, — гласила одна из их 
многочисленных пропагандистских листовок.
Принудительно мобилизовав в свои ряды царских офицеров,
Красная армия усилила ею же инспирированную конфронтацию.
119
Офицеры, пришедшие на службу к большевикам, оказались
в тяжелейшей морально-нравственной ситуации: их жизнь или относительное 
благополучие были куплены ценой перманентных конфликтов, как внутренних, так и 
внешних. Люди их круга, недавние сослуживцы, считали их ренегатами, а 
мобилизовавшие военспецов им не доверяли.