|
и т. п. Тухачевский долго молчал, а потом сказал, что сами офицеры во всем
виноваты, что это офицеры позволяют командовать
сволочи, а что он, Тухачевский, готов пари держать, что через два года он будет
командовать этой сволочью и что она будет ходить
туда, куда он ее погонит, как ходила при царе?11.
Это была явная бравада выбором, своего рода — офицерская
фронда.
?Было время, когда меня соблазняло вычитанное из "Бесов": "аристократ в
революции обаятелен". В этом был своеобразный романтизм?12,— писал Н. Бердяев в
?Самопознании?.
Тема аристократии в демократии оказалась жизненно актуальной и для Тухачевского,
с юности увлекавшегося Достоевским.
В литературе постсоветского периода бытовало мнение
о том, что Тухачевский выбрал коммунистическую партию, поскольку она открывала
путь к карьере. Это не так. В начале 1918 года победа большевиков казалась
призрачной
даже им самим, наглядный пример февральской революции тоже убеждал в
нестабильности режима, захватившего
власть. Вероятность оказаться в лагере побежденных
представлялась куда большей, нежели надежда на скорый карьерный рост. То был
риск, и Тухачевский рискнул.
И, как казалось долгие годы, — выиграл. Известный либерал-веховец П. Б. Струве
говорил:
?Самодержавие создало в душе, помыслах и навыках русских образованных людей
психологию и традицию государственного отщепенства
?13.
Это — о Тухачевском.
Русское офицерство встретило Октябрьский переворот, колеблясь между активным
неприятием и индифферентностью.
Лишь единицы приветствовали его. Бывший прапорщик
Семеновского полка Е. Кудрявцев сообщал:
?Нужно сказать, что встретило (революцию. — Ю. К.) поневоле "хочешь не хочешь,
но встречай". Никто из офицеров, в том числе и я, в стойкость Советской власти
не верили. На октябрьский переворот
мы все смотрели, как на авантюризм, затеянный большевика-
95
ми. Ленина и других вождей рабочего класса считали агентами и шпионами
Германии?14.
Но такое же или близкое по ?интонации? отношение сложилось к тому моменту в
офицерской среде и к Временному
правительству. Один из главных мотивов для критики — его неспособность
обеспечить ?порядок?, показать
?твердость власти?, в первую очередь в борьбе с ?анархией?15. Тухачевский,
который еще в плену укрепился
во мнении о ?недееспособности? Временного правительства,
демонстрировавшего властебоязнь, вернувшись
в Петроград и пообщавшись с однополчанами, лишь подтвердил свои предположения.
Вместо обещанных успехов сильной и крепкой духом ?свободной армии? обыватели
видели рост анархии, дезертирства,
содрогались от известий о новых военных неудачах.
Прославляемая ?бескровная революция? сопровождалась
продолжающимся кровопролитием на фронте, повсеместным распространением
самосудов и стычек криминального свойства16.
?Началось брожение в армии, солдаты убивают офицеров,
не хотят больше сражаться. Для России все будет кончено,
все будет в прошлом?17, — зафиксировала в дневниках
императрица Мария Федоровна. Эти эксцессы к осени 1917-го стали практически
будничными. Генерал Н. Н. Головин писал:
?Произошел окончательный разрыв между двумя лагерями: офицерским и солдатским.
При этом разрыв этот доходит до крайности: оба лагеря становятся по отношению
друг к другу вражескими.
Это уже две вражеские армии, которые еще не носят особых названий, но по
существу это белая и красная армия?18.
И на этом тоже умело играли большевистские лидеры, внося раскол в армейскую
среду.
?Офицеры, — отмечал в своем рапорте главнокомандующий Западным
фронтом генерал В. И. Гурко, — не доверяют солдатам, так как чувствуют в них
грубую силу, которая легко может обратиться против них самих; солдаты видят в
офицере барина и невольно отождествляют его со старым режимом. Полное лишение
офицеров дисциплинарной власти выбило у них почву из-под ног?19.
96
Характеризуя общие настроения офицеров, полков-ник-преображенец Д. Зуев
вспоминал:
?Развал монархии чувствовался офицерством, особенно офицерами
военного времени, хотя и подобранными по классовому признаку, но близко
связанными с политикой. Личный авторитет Николая был ничтожен, и зимой
1916-1917 гг. Гвардейский корпус втягивался в заговор о дворцовом перевороте.
Активно февральской
революции офицерство не сопротивлялось, не было ни сил, ни желания?20.
Отношение гвардейского офицерства к дальнейшим событиям Д. Зуев также обрисовал
|
|