спасают авиаторов противника от потерь. Гитлеровцы, кажется, разобрались 
наконец, что воюют не над Ла-Маншем. Это там они похвалялись в 1940 году, что 
встречи с «харрикейнами» напоминают охоту на куропаток. А здесь на 
«харрикейнах» советские летчики и советские пушки, разящие наверняка. 




СЛОВО О КОМАНДИРЕ


1936 году группа советских авиаторов прибыла в Испанию, чтобы защищать молодую 
республику. Среди них были два тогда еще совсем молодых летчика — Никитин и 
Багров. Как-то в обеденное время над аэродромом, где стояли их самолеты, 
появились фашистские истребители «мессершмитт» и «фиат». В считанные минуты 
Никитин и Багров поднялись в воздух. Бой был непродолжительным. От меткой 
очереди Никитина загорелся «мессер». Багров сбил «фиат». 

Испанские летчики-республиканцы с ликованием встретили эту победу. Николай 
Никитин (или Николас, как они его звали) сразу, что называется, вырос в их 
глазах. Как и его товарищ, он был отличным пилотом и отважным воином. 
Республиканские летчики многое переняли у него. За героизм и мужество, 
проявленные в боях той поры, Николай Михайлович Никитин был награжден орденом 
Красного Знамени. Еще один такой орден получил он после советско-финляндского 
военного конфликте. Великую Отечественную войну Никитин встретил закаленным в 
воздушных схватках летчиком. Он командовал эскадрильей и, сражаясь в небе 
Ленинграда, сбросил на землю не одного фашистского аса. Орденом Ленина, третьим 
орденом Красного Знамени, орденом Красной Звезды увенчала страна его подвиги в 
эти годы. 

В самый разгар напряженных боев на южном берегу Невы подполковник Никитин вдруг 
приказал собрать всех наших летчиков на совещание. Мы недоумевали: какое может 
быть совещание, если вылет следует за вылетом, если техники едва успевают 
заправлять самолеты горючим и пополнять боезапас? Но командир знал, что делал. 
Он устроил строгий и поучительный разбор ошибок, допускаемых нами в бою. Он не 
признавал никаких ссылок на малочисленность наших боевых групп, на 
недостаточную маневренность «харрикейнов». 

— Да, нас немного, елки-палки, но мы воюем не числом, — говорил Николай 
Михайлович. — Маневренность у нашей машины слабая, зато пушки сильные! А ошибок 
допускать не имеем права. Летчики, как и минеры, ошибаются только раз. 

Закончив разбор, Никитин посмотрел на часы: 

— Думаю, что двадцать минут, которые нам удалось выкроить для этого разговора, 
оставят след. А сейчас вылет. Группу поведу я. Моим ведомым, — командир 
обернулся ко мне, — пойдет капитан Каберов. 

Наша восьмерка столкнулась в том бою с двадцатью истребителями противника. Они 
держались в воздухе двумя ярусами: «мессершмитты» снизу, «фокке-вульфы» над 
ними. И те, и другие сразу же обрушились на нас, едва мы оказались в зоне их 
досягаемости. Атаки вражеских самолетов следовали одна за другой. Враг 
использовал свое преимущество в высоте и численности. Но Никитин умело 
руководил боем, и вскоре вспыхнул первый подбитый нами «мессершмитт». За ним 
пошел к земле второй. Однако фашистским истребителям все же удалось оттеснить 
нашу ведущую пару от остальных шести самолетов. Мы с командиром попали в 
трудное положение. Он передал управление шестеркой «харрикейнов» капитану 
Ефимову, а мне сказал по радио: 

— Держись крепче, елки-палки, не пропадем!

И мы держались. «Мессершмитты» ничего не могли с нами сделать, пока четверка 
«фокке-вульфов» не пошла на нас в лобовую атаку. Прикрывая «харрикейн» Никитина 
от атак сзади, я не в силах был помешать «фокке-вульфам». Поврежденный мотор 
командирского самолета задымил, и Николаю Михайловичу волей-неволей пришлось 
выйти из боя. Я отбил несколько новых наскоков «мессершмиттов» и вывел 
командира из опасной зоны. С трудом дотянув до границы аэродрома, он 
благополучно приземлился. 

Вскоре возвратилась на аэродром вся наша группа. Итог боя радовал: не потеряв 
ни одного своего самолета, мы сбили три вражеских истребителя. 

Позже я не раз еще летал в паре с Николаем Михайловичем Никитиным. 

— Сейчас мы им, елки-палки! — воинственно настраивался он, готовясь к новому 
бою против вражеских истребителей. 

В веселую минуту ребята так и называли его, бывало, — «Елки-палки». И командир 
не обижался. В деле он был строгим, а на отдыхе — удивительно душевным 
человеком.