Группа минует Тихвин, Новую Ладогу, Ленинград, пересекает Финский залив и 
приземляется на небольшой площадке, окруженной со всех сторон лесом. Это и есть 
наш теперешний аэродром. 

Адъютант Дармограй и писарь Дук обживают новую эскадрильскую землянку, 
поставленную для нас аэродромными строителями. Сколько сделали эти люди за 
время войны различного рода укрытий, сколько вырыли, перекрыли, утеплили таких 
вот землянок, оборудовали командных пунктов! Сколько они построили новых 
аэродромов! Аэродромов, которых не было до войны и не будет наверняка после нее.
 Их распашут, и заколосятся на них тучные колхозные нивы... 

К нашей стоянке вплотную примыкает чудесный сосновый бор. Воздух здесь, что 
называется, курортный. Но у нас нет времени наслаждаться красотами природы. Уже 
на следующий день мы заступаем на боевое дежурство. Из штаба предупреждают, что 
финские истребители, как никогда раньше, проявляют активность. Большими 
группами барражируют они над Финским заливом и зачастую вступают в бой с нашими 
самолетами. Были случаи, когда авиаторы противника летали на «чайках» с нашими 
опознавательными знаками. 

— Ну, это уж хамство! — говорит Костылев (мы с ним вдвоем сегодня дежурим). — 
То на наших СБ летали, а теперь на «чайках»... 

Я сижу в кабине и чувствую, как ко мне подкрадывается дрема. На мгновение 
закрываю глаза и слышу тревожный голос техника: 

— Товарищ командир, ракета!.. Вам вылет!.. 

Запускаю двигатель и, едва поспевая за Егором, взлетаю. 

По радио получен приказ идти курсом на Кронштадт. Где-то там, на высоте пяти 
тысяч метров, появились вражеские истребители. Пять тысяч метров — это примерно 
пятнадцать тысяч футов. Мы с Костылевым лезем вверх, скребем эти «футы-нуты». 
Но ни над Кронштадтом, ни на подступах к нему самолетов противника мы не 
обнаруживаем. Только минут через десять из района Териок показывается какой-то 
самолет. Он идет на бреющем прямо на Кронштадт. 

— Егор! — кричу я Костылеву. — Смотри — над самой водой... По-моему, «чайка» со 
стороны Финляндии. 

Костылев молниеносно снижается. Я следую за ним. Теперь мы видим «чайку» уже 
более отчетливо. 

— Звездами замаскировалась! — кричит Егор и заходит в атаку. 

Идущий над водой самолет разворачивается к аэродрому, где стоит 4-й гвардейский 
полк нашей бригады. Мы не отстаем от «чайки». Костылев открывает огонь. Она 
переворачивается в воздухе. Я тоже даю по ней очередь. Машина падает возле 
самого аэродрома. 

— Хорошо, что успели, — кричит Егор, — А то бы она наделала дел!

Мы набираем высоту и еще минут десять барражируем над заливом, пока не получаем 
команду на посадку. 

Приземляемся. Егор докладывает Мясникову: 

— Товарищ командир, задание выполнено. 

Мясников стоит спиной к нам. Егор снимает шлем и, устало покряхтывая, вешает 
его на гвоздь. 

— Обнаружили финскую «чайку», — говорит он. — Ну и... 

— Не надо! — обрывает Мясников. — Что сбили, знаю. А вот знаете ли вы, кого 
сбили?! 

Мы в недоумении переглядываемся. Командир по-прежнему стоит лицом к тусклому 
окну землянки. 

— Называется, открыли счет, истребители хреновы!.. 

— Товарищ командир, — подаю я голос. — «Чайку» мы заметили почти у самых Териок.
 Шла курсом на Кронштадт. В чем же наша ошибка? 

— В чем? Вы сбили начальника штаба четвертого полка подполковника Бискупа. 

Меня прошибает озноб. Костылев точно окаменел. Мы хорошо знаем Бискупа. Как же 
так получилось? 

Раздается телефонный звонок. Майор снимает с аппарата трубку.