впечатление. Далеко за полночь продолжается наша беседа. 

Утром мы едем смотреть Москву. Погуляв по улицам и площадям, направляемся в 
ЦПКиО на выставку трофейного оружия. Здесь представлены сбитые нашей авиацией и 
зенитной артиллерией немецкие самолеты Ю-88, Ме-109, «Хейнкель-111», 
«Дорнье-217». Рядом с самолетами стоят вражеские танки, толстенная броня 
которых насквозь прожжена советскими бронебойными снарядами. 

Из ЦПКиО мы направляемся в цирк, из цирка — в кино. Поздно вечером я провожаю 
брата в его военную школу. 

— Шурка, а что, если тебя после выпускных экзаменов оставят в школе на 
преподавательской работе? Может такое быть? — спрашиваю я. 

Брат молчит, обдумывает что-то. 

— Нет, Игорь, — отзывается он наконец, — Мне это не подходит. В Вологде я 
четыре рапорта написал — все добивался, чтобы меня отпустили на фронт. А меня 
зачислили в эту школу. Но теперь-то уж я добьюсь своего. 

— Поразмысли хорошенько, — осторожно говорю я. — Ты здесь куда нужнее, чем там, 
на поле боя. 

— Я уже поразмыслил. — Шурка начинает горячиться. — Пойми ты. Отец наш воевал. 
Юрка воевал и погиб на Карельском перешейке. Борька — и тот финскую отстукал! 
Вот и ты воюешь. А я, значит, некая избранная личность? Получил высшее 
образование, военную подготовку и отсиживайся в тылу? Так выходит? 

— Думаю, что не так. Твои отличные знания нужны курсантам школы. Плохо 
обученные командиры гибнут на войне, хорошо обученные — побеждают. Это была бы 
и твоя победа... 

Переубедить его мне не удалось. С последней электричкой я возвратился на 
Рязанский вокзал и уже глубокой ночью добрался до гостиницы. 

Нет, не внял моему совету Шура. Позже я узнал, что он не захотел остаться в 
школе. В бою под Орлом, командуя ротой, брат был тяжело ранен. Выздоровев (он 
лежал в одном из госпиталей Тулы), Шура снова ушел на фронт. В боях под 
Тернополем, выводя роту из окружения, он погиб... Ни тогда в Москве, ни позже 
мне больше не довелось увидеться с братом... 

Остался в памяти день, когда мы покидали столицу. Я запустил двигатель самолета 
и ждал, когда он прогреется. В это время и подкатила ко мне легковая автомашина.
 Из автомашины вышел человек в кожаной куртке на молнии: 

— Чей самолет? 

— Мой самолет, — говорю я, а сам думаю: какое знакомое у этого человека лицо! 

— Я Коккинаки, летчик-испытатель, — представляется он. — Нельзя ли подлетнуть 
на вашем истребителе, посмотреть, что собой представляет английская техника? 

— Можно, конечно, — отвечаю я. 

Коккинаки задает мне несколько технических вопросов, садится в кабину и 
поднимается в воздух. Полет занимает немного времени. Выполнив на «харрикейне» 
ряд фигур высшего пилотажа, Владимир Владимирович ведет самолет на посадку. 

— Спасибо! — говорит он, вылезая из кабины. — Конечно, это не Як, но с такими 
пушками, какие теперь поставлены на «харрикейне», воевать, я думаю, можно... 

Распрощавшись, Коккинаки уезжает. А через час наша группа из десяти самолетов 
делает прощальный круг над Москвой и берет курс на свой аэродром. 

Горы причудливых кучевых облаков величественно проплывают мимо покачивающихся 
«харрикейнов». «Харитоша» идет-идет, кланяется-кланяется», — сказал как-то об 
английском истребителе Костылев. И это действительно так. Особенность 
конструкции: в спокойном горизонтальном полете самолет сам то опускает, то 
поднимает нос. Так и летит — кланяясь. 

Под широко распростертыми крыльями машины видны Волга и город Калязин. «А не 
приходилось ли им, этим крыльям, парить над Темзой и Лондоном?» — думаю я. А 
еще я думаю, что название «харрикейн» (это слово в переводе на русский язык 
означает «ураган») вряд ли соответствует техническим данным машины, оружие на 
ней теперь доброе — две двадцатимиллиметровые пушки и два крупнокалиберных 
пулемета. Одна очередь — и от любого самолета полетят щепки. И бронеспинка 
лагговская хороша. За ней — как за каменной. Авиагоризонт — тоже великолепная 
вещь. С ним в облаках летать можно запросто. Радио великолепно работает, как 
домашний телефон: ни шуму, ни треску. Но скорость, скорость... Нет, далеко 
этому самолету до урагана. Высоту набирает медленно, пикирует плохо.