- Аппарат - пли! - скомандовал я. 

Торпеда вырвалась из аппарата и устремилась к цели. В ту же секунду я понял, 
что допустил грубейшую ошибку: измеряя расстояние до цели, я забыл, что окуляр 
перископа не переведен на увеличение. Дальномер при этом, конечно, показывал 
ложную дистанцию. В результате "Малютка" оказалась настолько близко к атакуемой 
барже, что взрыв торпеды грозил ей почти в такой же степени, как и барже. 

Ухватившись за рукоятку перископа, я с силой перевел перископ на увеличение и 
вздрогнул, увидев лишь наглухо задраенные иллюминаторы баржи. 

- Лево на борт! - скомандовал я, и в этот миг лодка вздрогнула от удара о баржу.
 

Об опасности, угрожающей "Малютке", знал только я. Остальные считали, что все в 
порядке. 

- Столкнулись с баржей, - тихо сказал я Косику, вытирая со лба рукавом холодный 
пот. 

- Что вы говорите? - вырвалось у Косика, и он беспомощно опустил руки, которые 
секунду до этого мастерски жонглировали расчетными приспособлениями. 

Но прошло десять, двадцать, тридцать секунд, а взрыва так и не последовало. 

- Промах! - освободившись от мучительного ожидания катастрофы, сказал я. 

- Надо полагать, - согласился Косик. 

Развернувшись на обратный курс, я приготовился было поднять перископ, но 
услышал по переговорной трубе голос гидроакустика старшины Бордок. Он 
предупреждал о приближении справа впереди катера. Лодка начала маневр на 
уклонение. 

Через минуту катер пронесся над нами. Люди со страхом поглядывали наверх, 
ожидая, что вслед за шумом винтов могут посыпаться глубинные бомбы. 

Судя по тому, как вел себя враг, было не похоже, что он нас преследует. Бордок 
все время докладывал о том, что катера маневрируют в отдалении от нас. 

Я осторожно поднял перископ и осмотрел горизонт. Катера, буксир и баржа сбились 
в кучу. Смысл такого поведения противника был непонятен. Но лучшей мишени для 
оставшейся в аппарате торпеды нельзя было и желать. 

- Полный ход! Право на борт! - немедленно скомандовал я. - Торпедная атака! 

Маневр требовал разворота на 180 градусов. По переговорным трубам я в двух 
словах сообщил об обстановке на море и о намерении повторно атаковать 
фашистские суда. 

Радоваться было нечему, однако мое настроение поднялось. Было приятно сознавать,
 что у противника, очевидно, не все в порядке, иначе он не "митинговал" бы в 
открытом море. 

Однако, пока мы маневрировали, фашистские катера рассредоточились и вместе с 
буксиром уходили на север. баржи видно не было. 

Я дал глянуть в перископ Косику. После короткого обмена мнениями мы пришли к 
выводу, что баржа затонула. Так как расстояние между подводной лодкой и баржей 
было очень небольшое, то торпеда, очевидно, не успела прийти в состояние 
готовности к взрыву и, ударившись в борт баржи, как обычная болванка, пробила 
его. 

- Зарезали тупым ножом, - определил Косик. 

Теперь можно было объяснить и поведение фашистов. Они, очевидно, не разобрались,
 отчего внезапно затонула баржа, и не смогли помочь ей. Обо всем этом я сообщил 
по отсекам и, объявив отбой боевой тревоги, передал благодарность торпедистам, 
электрикам я боцману. 

Боцман "Малютки" мичман Халилов был хороший специалист, но отличался грубостью 
и упрямством. Это часто мешало ему в работе, особенно когда приходилось иметь 
дело с корабельным механиком Феодосием Цесевичем, равного которому по твердости 
характера и силе воли на лодке не было. 

Плавучестью управлял обычно Цесевич. А боцман, стоя за горизонтальными рулями и 
несколько своеобразно представляя законы механики, иногда считал возможным 
настаивать на той или иной манипуляции с переменным балластом. Механика, 
невольно вынужденного отвлекаться от своего дела, это приводило в ярость. И мне 
приходилось тогда мирить этих двух упрямцев.