- Пожалуйста, - ответил я, глядя в лицо Пересыпкину. 

- Война началась, да? 

- Да, началась. 

- Бомбили, говорят... одна бомба, говорят, упала на улице Фрунзе - там, где... 

- Говорите яснее: что вас беспокоит? 

- Там ведь живет... моя невеста! - Слово "невеста" Пересыпкин произнес 
скороговоркой. 

- Не думаю, чтобы ваша невеста стала жертвой первой бомбы, - ответил я, хотя 
вовсе не был уверен, что это может успокоить матроса. 

"Говорит Москва..." - раздалось из громкоговорителя. Люди замерли. Слышно было 
только, как на ветру шуршат ленточки матросских бескозырок. 

Лица подводников были суровы и сосредоточенны. 

Возле меня стоял рабочий судостроительного завода Ефим Метелев, которого на 
лодке знали и уважали все и называли не иначе, как дядя Ефим. Лоб его был 
нахмурен, глаза сурово блестели, и, когда диктор произнес последние слова 
сообщения, Метелев не шелохнулся. 

- Дядя Ефим, - вывел молодой матрос Додонов Метелева из задумчивости, были бы 
вы помоложе, глядишь, третий раз пришлось бы воевать. 

- Оно и так всем нам придется воевать. На всех дела хватит, я думаю... 

- Что вы, дядя Ефим! Кто же вас отпустит на войну? Вот нам бы, молодым, не 
опоздать... Все дело в подводной лодке, а она не готова... 

- Ваш кораблик через неделю будет готов, можешь не беспокоиться. 

- Через неделю это неплохо... Только не было бы поздно через неделю... не 
унимался Додонов, подружившийся с Метелевым за время строительства подводной 
лодки. 

- Товарищ старший лейтенант, - обратился ко мне боцман Сазонов, - неужто мы не 
успеем принять участие в разгроме этого Гитлера? 

- Думаю, успеем. Ведь лодка скоро будет готова, - ответил я. 

В победе над фашистской Германией никто из членов экипажа не сомневался, никто 
не думал и о тех трудностях, которые являются неизбежным спутником войны. Но 
мысль о том, что война может закончиться раньше, чем мы примем в ней участие, 
волновала всех подводников. 

И наша подводная лодка в этом отношении не была исключением. Такие же опасения 
выражали матросы и старшины других подводных лодок и надводных кораблей флота. 
Прибегая к всевозможным уловкам, люди всеми правдами и неправдами стремились 
уйти на сухопутный фронт, только бы поскорее принять участие в разгроме 
гитлеровских полчищ. 

Рабочие на своем митинге приняли решение подготовить к сдаче "Камбалу" в 
пятидневный срок, и работы по монтажу и установке машин и боевых устройств не 
прекращались круглые сутки. Подводники также работали, как во время аврала, не 
покладая рук, не делая перерывов для курения. 

В центральный пост пришел ко мне матрос Пересыпкин. Переминаясь с ноги на ногу, 
он мял в руке грязную паклю и долго что-то объяснял мне. 

- Конечно, - тянул он, - сейчас не время, совсем не время, но... я ее люблю... 
Думал, скоро демобилизуюсь. Конечно, хотел жениться, но вот сегодня... бомба 
упала прямо на ее дом. К ней должна была приехать моя мама... может, и она... 
Разрешите, товарищ старший лейтенант, сходить посмотреть! Может быть, живы! 

Я смотрел в на редкость добродушное лицо корабельного штурмана Любимова и не 
знал, как поступить. 

- Так как же, товарищ старший лейтенант? - не унимался Пересыпкин. 

- Хорошо! На час я тебя отпущу. Полчаса - туда, полчаса - обратно, и несколько 
минут еще прибавлю, чтобы ты успел поцеловать невесту... 

- Товарищ старший лейтенант, - вступился за Пересыпкина Любимов, влюбленные 
целуются долго. Дайте им полчаса на это святое дело. Невеста ведь...