и прекратились случаи саботажа{706}. На советской стороне, естественно, 
возникло опасение, что немцы взяли новый курс и перешли, наконец, к ведению 
политической войны. После того, как в восточный район действий немецких войск 
проникли сообщения о Власове, Стали сбрасываться его листовки и воззвания, 
советской стороне Пришлось отказаться от своего первоначального метода - 
замалчивания этого неприятного явления. 

В советской мемуарной литературе послевоенных лет можно легко обнаружить 
Отголоски тогдашнего восприятия феномена Власова. Генерал-лейтенант Н. К. 
Попель, бывший член военного совета 1-й гвардейской танковой армии, пишет о том,
 что листовки Власова были опаснее немецких{707}. Ему вторит маршал Советского 
Союза С. А. Чуйков, говоря, что один власовский агент был опаснее целой 
танковой роты противника{708}. Вообще, судя по испуганно-суровому тону всех 
сообщений о власовцах, моральное состояние советских солдат даже после победы 
под Сталинградом оставалась крайне неустойчивым. Так, даже тот, кто просто 
подбирал или хранил листовки Власова, подлежал суровому наказанию{709}. В 
январе 1943 года военный трибунал приговорил к расстрелу нескольких 
красноармейцев 48-й гвардейской стрелковой дивизии за распространение таких 
листовок. Но, несмотря на запрещение всякого упоминания РОА, сведения о ее 
существовании распространялись в частях Красной армии и производили сильное 
впечатление. Как рассказал 22 июля 1943 года взятый в плен генерал-лейтенант Л. 
А. Масанов, командный состав Красной армии располагал точной информацией о 
содержании листовок, подписанных Власовым, и о существовании РОА, хотя 
командиры и не обсуждали эту тему, "опасаясь доносов и последующих репрессий"*. 
По словам генерала Масанова, власовская программа обладала чертами, крайне 
притягательными для каждого русского, и отвечала пожеланиям русского народа, 
так что при дальнейшем распространении она неизбежно имела бы самый широкий 
отклик{710}. В феврале-марте 1943 года воззвания Власова, несомненно, 
содействовали падению боевого духа среди войск Воронежского и Юго-Восточного 
фронтов, окруженных у Харькова и Лозовой. По сообщению одного офицера, многие 
его товарищи тайком носили с собой власовские листовки{711}. Весной 1943 г. 
главной темой разговоров среди взятых в плен советских офицеров были генерал 
Власов, Русский комитет и РОА. В лагере военнопленных под Владимиром-Волынским 
570 офицеров всех званий по собственному почину подписали просьбу о приеме во 
власовскую армию и обратились к генералу с открытым письмом. 

В это же время советское руководство, строжайшим образом пресекавшее всякое 
проявление интереса к власовскому вопросу, поняло, что необходимо предоставить 
частям Красной армии, подверженным массированному воздействию этой пропаганды, 
какое-то объяснение, официальную версию событий. Это была трудная задача, так 
как следовало тщательно избегать всего, что могло бы невольно способствовать 
популяризации Власова и его дела. Поначалу эту тему осмеливались затрагивать 
лишь фронтовые и партизанские газеты, предназначенные для узкого круга, а 
центральные советские печатные органы хранили мертвое молчание. Одновременно 
были усилены меры по слежке и контролю, и на фронте с весны 1943 года 
развернулась мощная пропагандистская кампания. Даже на Свирском фронте 
командование финской армии зафиксировало советские агитационные мероприятия 
против Власова и РОА{712}. 

5 апреля 1943 года в газете "Ленинградский партизан" появилась статья Е. 
Александрова "Торговцы Родиной", 29 апреля - статья Л. Кокотова "Лжерусский 
комитет" в газете "За советскую Родину", 15 мая эта же газета опубликовала 
статью А. Павлова "Иудушка Власов"{713}. Наконец, 4 июля 1943 года в ряде 
фронтовых газет ("За правое дело", "За честь Родины", "На разгром врага" и др.) 
появилась статья "Смерть презренному предателю Власову, подлому шпиону и агенту 
людоеда Гитлера", в которой отразилась официальная позиция Главного 
политического управления Красной армии{714}. 

Уже по этим первым публикациям видно, что советской контрпропаганде не хватает 
настоящих аргументов. Растерянность совет русского руководства выражается даже 
не столько в нагромождении крепких выражений и оскорблений (это в какой-то мере 
понятно), сколько в том, что почти во всех пунктах советским авторам пришлось 
прибегнуть к передергиваниям или попросту ко лжи. Основной целью советской 
пропаганды было морально уничтожить Власова, в расчете, очевидно, на то, что 
тогда провозглашенная им политическая идея провалится сама собой. Но это было 
не так-то легко: ведь имя Власова было хорошо известно. В свое время советская 
пресса много писала о полководческих заслугах Власова, командовавшего 
советскими войсками на узловых участках фронта, командира 4-го 
механизированного корпуса под Лембергом (Льво-вом), командующего 37-й армией 
под Киевом, заместителя командующего Западным направлением, командующего 20-й 
армией под Москвой и 2-й ударной армией под Любаныо и наконец - заместителя 
командующего Волховским фронтом. Для дискредитации столь прославленного 
военачальника требовались убедительнейшие аргументы. Поэтому в ход вновь пошли 
обвинения в "контрреволюционной, троцкистской заговорщической деятельности": те 
самые, что уже сослужили службу в период "большого террора" 1937-38 гг., во 
Время ликвидации руководства Красной армии - не одних только маршалов 
Советского Союза Блюхера, Егорова и Тухачевского, но и 35 тысяч офицеров, 
половины всего офицерского состава армии, двух третей политработников Красной 
армии и военно-морского флота{715}.