военнопленных No 431, Платтлинг, был окружен двумя полками. Утром 24 февраля на 
территорию лагеря бесшумно вошли еще несколько батальонов всего здесь оказалось 
около 3 тысяч американских солдат{676}. Спящих военнопленных, застигнутых 
врасплох, по сигналу выгнали из бараков, чтобы предупредить самоубийства или 
хотя бы свести их до минимума. После переклички пленных разделили на две группы.
 1 590 человек силой посадили в грузовики, на вокзале в Платтлинге их уже ждали 
товарные поезда, и вскоре они были переданы советским властям в Хофе. В лагере 
осталось 1 630 власовцев, заявивших перед следственной комиссией, что они были 
лишены гражданских прав и поэтому добровольно вступили в РОА. По решению 
следственной комиссии, эта группа не подлежала репатриации, и американские 
офицеры заверили пленных в том, что им ничто не угрожает. Глава военного 
правительства США в Германии, командующий американскими силами в Европе генерал 
Мак-Парни тоже был убежден, что согласно американскому определению гражданских 
прав этих пленных следует освободить, и дважды - 19 и 27 апреля - обращался в 
госдепартамент за подтверждением{677}. В результате появилась новая директива 
Объединенного комитета начальников штабов от 7 июня 1946 года, в которой 
запрещалась введенная в 3-й армии практика следственных комиссий и 
подчеркивалось, что решение о том, кто является советским гражданином, а кто - 
нет, находится исключительно в компетенции советских властей{678}. Выдачи, 
прерванные на несколько месяцев, возобновились снова: из лагерей Деггендорф и 
Бад Айблинг в советскую оккупационную зону было вывезено от 600 до 900 
военнопленных, переведенных туда ранее. Выдач избежали лишь несколько сотен 
бывших солдат РОА. Но и это оказалось возможно лишь потому, что 
генерал-лейтенант Траскотт, очевидно, заручившись поддержкой генерала Мак-Парни,
 существенно превысил свои полномочия. 

Перед депортацией остатков армейского штаба, 2-й дивизии РОА и других частей из 
Платтлинга американцы передали советским властям генералов Меандрова, Ассберга 
и Севастьянова, находившихся в Ландсхуте. 5 февраля 1946 года при встрече с 
советской комиссией под руководством полковника Фроменкова в присутствии 
американских офицеров все трое еще раз категорически отказались добровольно 
вернуться в СССР. После этого они содержались в одиночном заключении, но, 
несмотря на строгий надзор, б февраля Меандров попытался покончить с собой, 
перерезав горло осколком стекла{679}. Американские часовые помешали ему довести 
дело до конца. Не удалась Меандрову и следующая попытка самоубийства, 
предпринятая в лазарете. 14 февраля в Ландсхут явились советские офицеры и 
увезли генералов. Старые эмигранты - Бородин, Ангелеев и Белогорцев - избежали 
выдачи. Другие старшие офицеры - начальник главного организационного управления 
КОНР генерал-майор Малышкин, начальник главного управления пропаганды 
генерал-лейтенант Жиленков, полковники Кабанов-Риль и Кардаков из армейского 
штаба - в это время находились в лагере Мангейм-Секкенгейм вместе с видными 
немецкими военнопленными и интернированными гражданскими лицами{680}. 
Относительно Жиленкова, который в Тироле был взят под домашний арест вместе с 
другими членами КОНР и РОА, штаб верховного командующего наводил справки в 
Вашингтоне. 11 июля пришел ответ от исполняющего обязанности государственного 
секретаря Грю. Там говорилось: 

"Генерала Жиленкова и генерала Власова и всех их офицеров... следует считать 
предателями союзной державы и военными преступниками и выдать советским 
властям"{681}. 

Малышкин и Жиленков, так же как Меандров, использовали свое пребывание в 
Мангейме для того, чтобы рассказать американцам историю Русского 
освободительного движения и разъяснить его политические цели. Подготовленные 
ими меморандумы, по заверению коменданта лагеря, через штаб переслали в 
Вашингтон. То ли вследствие этих писем, то ли благодаря высоким должностям их 
авторов, в октябре 1945 года офицеры были переведены в следственный лагерь 
Оберурзель, и представитель госдепартамента Сандерс дал им возможность 
письменно изложить то, что они знают о СССР. Жиленков написал все, что ему было 
известно о структуре партии и работе правительства, Малышкин и полковники 
написали о сухопутных войсках, капитан Лапин - о внутренних войсках, капитан 
Денисов - о военно-морском флоте. Одновременно они дали обширную и подробную 
информацию об Освободительном движении. Однако их судьба была уже решена: по 
настоятельным требованиям советского правительства 1 мая 1946 года был выдан 
Жиленков, а затем Малышкин{682}. Через некоторое время за ними последовали 
полковник Риль и другие. 

Следует упомянуть, что в этот критический период немцы в рамках своих 
ограниченных возможностей старались помочь бывшим союзникам, попавшим в беду. 
Так, например, в Латвии, где почти все немецкие солдаты вынуждены были сдаться 
советским частям, русскому майору Васильеву и другим членам добровольческих 
формирований предоставили место на борту последнего танкера, покинувшего порт 
Виндава 8 мая 1945 года. " Немцы, - пишет один из спасенных, - вывезли нас, они 
не бросили нас на произвол судьбы"{683}. В Итцехо (Германия), где находился 
большой инвалидный лагерь добровольцев (одних только калек с ампутированными 
конечностями было там 400 человек), начальник инспекции по национальным частям 
и добровольческим соединениям в ОКХ подполковник Ханзен распорядился накануне 
вступления английских частей выдать обитателям лагеря удостоверения восточных 
рабочих, чтобы " спасти от смерти и преследований этих людей, проливших за нас 
кровь"{684}. Мы уже писали о генерале фон Паннвице, который отказался от