свойственные демократическим странам, установить "братское сотрудничество со 
всеми народами Старого и Нового света"*, авторы таких посланий пытались 
приспособиться к требованиям нового, посленацистского времени. Правда, они 
могли ссылаться на то, что эти же цели провозглашены в Пражском манифесте от 14 
ноября 1944 года. Но, выражая готовность немедленно взять в руки оружие "для 
защиты культуры всего человечества против страшной и непрерывной угрозы со 
стороны большевизма"*, Бородин и другие упускали из виду один решающий момент - 
а именно то, что военный союз с СССР был в то время еще достаточно крепок и 
западные державы считали своим врагом всякого, кто выступал против сталинского 
режима. 

Поэтому все усилия привлечь таким способом к Русскому освободительному движению 
симпатии США и Великобритании были заранее обречены на провал. И генерал 
Меандров уже к б июля 1945 года понял всю тщетность попыток продолжения 
политической деятельности. Отныне речь могла идти лишь о жизни и свободе солдат 
РОА. Стремясь предотвратить непосредственную опасность, Меандров и 
генерал-майоры Ассберг и Севастьянов придавали большое значение сохранению 
военной структуры и поддержанию дисциплины в "группе войск РОА под 
командованием генерала Меандрова"*{608}. Например, офицеры по-прежнему носили 
русские знаки различия, сохранялась обязанность отдания чести. 4 июля Меандров 
заявил перед собранием офицеров и солдат, что организованность, дисциплина и 
внутренний порядок плюс трудолюбие, инициатива и честность - единственные 
средства к тому, чтобы американцы увидели в них силу, которая может быть 
полезна для оккупационных войск{609}. И поначалу казалось, что эти надежды 
небезосновательны. Генерал-майор Бородин, 30 июня переведенный в лагерь Ландау, 
сравнивая солдат РОА со своими собственными, уже несколько распустившимися, 
хвалил дисциплину и прекрасный наружный вид власовцев. На американцев, судя по 
всему, это тоже производило впечатление. В июле (а скорее всего уже в мае) 1945 
года полковник Хендфорд задал Меандрову конфиденциальный вопрос: как отнесется 
генерал к переводу сил РОА на Дальний Восток для участия в войне с Японией? Для 
власовцев это был бы прекрасный выход из положения, и старшие офицеры, обсудив 
эту возможность, единогласно решили согласиться при условии, что будет создано 
отдельное русское формирование под русским командованием. Не возражали они и 
против использования власовских частей на тыловых службах американской 
оккупационной армии. 

В эти первые недели части южной группы РОА, интернированные в Кладенске Ровне и 
Ландау, чувствовали себя все еще партнерами по переговорам с известной свободой 
выбора. Это впечатление усиливалось тем, что советские военные инстанции 
прилагали явные усилия по установлению контакта с командирами ускользнувших от 
них частей РОА. 24 мая командующий частями Красной армии в районе Крумау 
пригласил Меандрова к себе в штаб на беседу, а затем прислал майора с 
предложением Меандрову перейти со всеми его силами в советскую зону{610}. По 
желанию американцев в Крумау была организована даже встреча офицеров РОА с 
офицерами Красной армии: командир запасной бригады полковник Койда и 
подчиненные ему полковники Барышев, Кобзев, Трофимов и Садовников встретились с 
делегацией высших советских офицеров{611}. Они обсудили вопрос о добровольном 
возвращении членов бригады, которого настоятельно добивалась советская 
делегация. Но Койда прямо заявил советским офицерам, что он и его товарищи, 
офицеры, попавшие в плен или перебежчики, пошли в армию Власова "не ради куска 
хлеба", а как борцы за идею - вполне осознанно и по доброй воле и они не 
собираются возвращаться на родину, пока там не изменится режим. Эта встреча, в 
котором участвовал американский генерал (ему переводили особенно важные 
моменты), была весьма поучительна для американцев, поскольку советский 
представитель красноречиво напомнил членам РОА о судьбе их близких, оставшихся 
в СССР. 

Тактика Меандрова, стремившегося завоевать доверие американцев, привела к тому, 
что лишь незначительная часть его людей (согласно одному источнику, 1 400 
человек) воспользовалась возможностями побега, которых в Кладенске Ровне и 
Ландау было предостаточно. Большинство с готовностью выполняло указания 
генерала, спокойно ожидая дальнейшего развития событий. Но уже в начале августа 
1945 года обстановка в Ландау начала заметно меняться к худшему. Советские 
комиссии, неоднократно посещавшие лагерь, поняли, что все усилия убедить солдат 
вернуться на родину останутся тщетными до тех пор, пока не будет окончательно 
разрушена военная структура РОА и солдаты не лишатся своих командиров. 
Советские представители потребовали отделения офицеров от солдат, и 7 августа 
1945 года шесть генералов (бывшие советские граждане Меандров, Ассберг и 
Севастьянов и старые эмигранты Ангелеев, Белогорцев и Бородин) были переведены 
в Регенсбург, в обнесенный проволокой строго охраняемый лагерь для 
военнопленных. В середине месяца туда же перевели всех оставшихся офицеров, 
тогда как солдаты оказались в Пассау{612}. 29 октября всех собрали в Платтлинге,
 но 4 ноября генералов перевели в Ландсхут. В обоих лагерях был установлен 
строгий режим. 17 ноября начала работу комиссия по выявлению советских граждан. 
Над власовцами нависла непосредственная угроза выдачи. 

11 февраля 1945 года в Ялте было подписано соглашение о выдаче всех находящихся 
в англо-американской зоне советских граждан, по состоянию границ на 1 сентября 
1939 года, в особенности взятых в плен "в немецкой форме" военнослужащих 
добровольческих формирований, в том числе РОА. Это соглашение подлежало