мощность армии и привлечь политический интерес западных держав, которые пока 
относились к власовской армии весьма прохладно. На случай, если бы в обозримом 
будущем не произошло ожидаемого разрыва союзнической коалиции, предполагалось 
присоединиться к отрядам четников бывшего военного министра югославского 
королевского правительства в изгнании Драга Михайловича и продолжать борьбу в 
горах Балкан до изменения общей обстановки{439}. Обсуждался в КОНР также и 
весьма авантюрный с виду план - пробиться к Украинской повстанческой армии 
(УПА), которая до сих пор представляла собой значительную силу в тылу у 
советской армии{440}. Подходящим местом для соединения армии казался сначала 
Инсбрук, так как оттуда можно было в любую минуту уйти через альпийский переход 
Бреннер на юг{441}. Власов думал также и о Зальцбурге, но потом он оставил 
мысль об объединении своих войск в районе "альпийского укрепления", предпочитая 
держаться подальше от эсэсовских "янычар", которые, как он предполагал, там 
находились. Во второй половине апреля, когда южная группа РОА (армейский штаб, 
офицерская школа, 2-я дивизия, запасная бригада и другие части) вышла в поход, 
a обширные области Южной Германии уже были заняты американскими и французскими 
войсками, единственным местом для сосредоточения армии оставался лишь район 
между Будвайсом и Линцем, "богемские леса"{442}. Части РОА начали постепенно 
прибывать туда, но в это время северной группе (1-я дивизия) представилась 
возможность, не предусмотренная первоначальным планом, - присоединиться к 
национальному чешскому восстанию, которое как раз разгоралось в той области, 
куда вступили русские войска. Руководство 1-й дивизии далеко не сразу решилось 
на этот шаг, понимая, что чешское национальное восстание плохо организовано и 
плохо вооружено, а главное - внутри него нет политического единства{443}. 
Только коммунистические группировки, в которых находились сброшенные на 
парашютах советские агенты, четко представляли себе свои цели: они стремились 
не просто к национальному освобождению, но и к радикальным социальным переменам.
 Именно поэтому Буняченко весьма осторожно отнесся к попыткам сближения, 
предпринятым представителями местных партизан{444}. Начальник управления 
безопасности КОНР подполковник Тензоров, в конце апреля встретившийся в 
сопровождении группы вооруженных солдат РОА в местечке Лани с чешскими 
офицерами (которые на самом деле были переодетыми советскими агентами), 
немедленно отклонил все предложения о совместных действиях РОА и Красной армии. 
А командир полка 1-й дивизии отказался встретиться с офицером Красной армии, 
который находился у чешских партизан{445}. Точки соприкосновения могли 
возникнуть только после формирования в Праге 30 апреля национального чешского 
руководства восстанием - группы "Алекс" под командованием генерала Слунечко, 
опиравшейся в основном на соединения правительственных войск, жандармерии, 
полиции и т.п. и представлявшей собой военную единицу, родственную РОА. В это 
время была также организована военная группа "Бартош", взявшая на себя 
фактически военное командование восстанием. Командиром "Бартоша" был генерал 
Кутлвашр, а начальником штаба - подполковник Бюргер. Когда делегация этой 
группы появилась в Козоедах, где стояла 1-я дивизия (по-видимому, это случилось 
2 мая{446}), с предложением принять участие в предстоящем антинемецком 
восстании, многим показалось, что это выход из безнадежного положения. 
Подполковник Артемьев пишет: 

Поздним вечером в дивизию прибыла делегация чешских офицеров, 
отрекомендовавшихся представителями штаба восстания. Делегаты заявили, что в 
Праге готовится восстание, которое нуждается в помощи и поддержке. Откладывать 
восстание нельзя, потому что немцы могут узнать о нем и тогда оно обречено на 
провал. Они надеются единственно на власовскую армию и безоговорочную поддержку 
"власовцев". "Чешский народ, - сказали они, никогда не забудет, что вы помогли 
нам в трудный час"*. 

На совещании, созванном Буняченко, все командиры полков и прочие офицеры 
дивизии, в том числе и начальник штаба подполковник. Николаев, высказались за 
помощь восставшим и за союз с чехами. Исключение снова составил командир 1-го 
полка подполковник Архипов-Гордеев. Много лет спустя он писал полковнику 
Позднякову: "Еще раз напоминаю Вам, что я был против похода на Прагу и высказал 
это на военном совете незадолго до похода''*{447}. 

Участие дивизии в чешском восстании, за которое однозначно высказался Буняченко,
 означало открытый разрыв с немцами и нарушение решения КОНР от 28 марта 1945 
года. Какую же позицию занял в этом вопросе Власов? Главнокомандующий, более 
всех в РОА ратовавший за союз с немцами, и на сей раз, похоже, не отступил от 
своей политической линии. Оберфюрер Крёгер, бывший последние полгода немецким 
представителем у Власова и его доверенным лицом, характеризует генерала как 
человека, "которому были отвратительны всякий обман и предательство", который 
обладал "прямым характером" и "упорно шел к цели, не прибегая к обходным 
маневрам или каким-либо интригам - словом, был настоящим солдатом" 11. Кроме 
того, важную роль, вероятно, сыграло тут и неверие Власова в успех Пражского 
восстания. 

Еще 16 апреля 1945 года Сергей Фрелих связался по поручению Власова с чешским 
генералом Клецандой на предмет выяснения возможностей союза с чешским 
национальным движением до прихода американских войск l{448}. Теоретически такая 
комбинация представлялась вполне реальной, поскольку (и это признает даже 
коммунистический чешский автор Бартошек) "как немецкие фашисты, так и державы 
антигитлеровской коалиции (США и Англия) и силы в Чехословакии, причислявшие