дивизия была оснащена большим количеством дивизионной и полковой артиллерии, 
противотанковыми средствами, а также станковыми и ручными пулеметами"{132}. 
Таким образом, генерал-майор Буняченко командовал крупной военной единицей, по 
численности состава и по огневой мощи значительно превосходившей советскую 
стрелковую дивизию и приближавшейся к советскому стрелковому корпусу. 

Какие настроения царили в формировании, возникшем в труднейших условиях в столь 
критическое время? Свидетельства очевидцев и все известные нам факты 
опровергают утверждения советской и просоветской печати, что речь идет о 
"банде", "состоявшей в большинстве своем из военных преступников, отъявленных 
головорезов", "сброда", о "дивизии преступников, способных на все... совершенно 
деморализованных и не способных к борьбе"{133}. Совсем наоборот: объективные 
авторы высоко оценивают служебное рвение русских солдат{134}. Едва попав в 
Мюнзинген, они, несмотря на свои лохмотья, требовали, чтобы с ними немедленно 
начали курс военной подготовки. Они проявляли себя прилежными учениками, в 
кратчайшие сроки осваивали оружие и основы его тактического применения. 

Уже первые упражнения с прицельной стрельбой дали на редкость хорошие 
результаты. Когда затем власовцам были выданы новейшие виды оружия, они 
обрадовались, по словам полковника Герре, "как дети... Целыми днями они 
возились на учебных плацах со штурмовыми орудиями и танками, так что им вечно 
не хватало горючего". Но вот в свободное время действительно возникало 
множество проблем. Некоторые солдаты РОА добывали у немецких крестьян самогон, 
и дело часто заканчивалось ссорами, а то и рукоприкладством прикладством. Не 
без осложнений складывалось и общение солдат с женщинами разных национальностей,
 вывезенными на работы в Германию и содержавшимися в лагерях в окрестностях 
Мюнзингена. 

Солдаты часто жаловались командиру дивизии на дурное обращение немецкого 
управления лагерей с русскими, в том числе и с женщинами{135}. Немецкий штаб 
относился к жалобам такого рода очень серьезно: их даже обсуждали в партийных 
группах, где старались повлиять на виновников. Личное вмешательство полковника 
Герре и майора Кайлинга, обратившихся к гауляйтерам Мурру и Хольцу, привело к 
тому, что обращение с русскими в районе 1-й дивизии изменилось к лучшему{136}. 
Герре пытался также поднять дух русских солдат, выписывая всевозможные отряды 
культурного обслуживания отдела "Винета" министерства пропаганды, которые 
состояли из русских артистов, чьи выступления пользовались большим успехом. 
Устраивались также просмотры фильмов, которые солдаты посещали очень охотно. 

В общем и целом дивизия отличалась "действительно хорошей дисциплиной", притом 
эта дисциплина, как позже подчеркивал майор Швеннингер, начальник немецкой 
группы связи, покоилась не на страхе перед наказанием, а на убеждениях{137}. 
Рядовые слушались своих офицеров, которые вполне могли положиться на своих 
подчиненных: ведь в конечном итоге у всех у них, от генерала до последнего 
солдата, была только "одна цель, одно стремление, один враг и одна судьба". 
Всех воинов дивизии объединяла убежденность, что от внутренней собранности и 
боевой готовности зависит также способность защитить собственные интересы "в 
любой ситуации". Подавляющее большинство солдат было, по словам Швеннингера, 
готово "бороться против Сталина и его системы... пока оставалась хотя бы 
малейшая надежда на конечный успех". 

Впрочем, сказанное не исключает наличия небольшого числа более слабых элементов,
 которые в критический момент могли легко подпасть под влияние вражеских 
агентов. В Мюнзингене неоднократно предпринимались "акции против разоблаченных 
советских шпиков", однако единственный подлинный случай заговора был 
заблаговременно раскрыт офицером контрразведки, капитаном Ольховником, в 
сотрудничестве с другими русскими офицерами, что свидетельствует о лояльности 
солдат и о хорошей работе службы безопасности дивизии{138}. В 4-м дивизионе 
артиллерийского полка в конце марта 1945 года на Одерском фронте тайное 
собрание в присутствии командира дивизиона обсуждало план убийства нелюбимых 
офицеров и сдачи Красной армии (такое случалось в Восточных войсках еще в 1943 
году). По приказу командира дивизии ряд заговорщиков был арестован и допрошен; 
кажется, некоторых избили, но в военный суд дело не передали. К удивлению 
немецкой группы связи, после отступления с Одерского фронта Буняченко освободил 
арестованных. Они по-своему отблагодарили его за эту милость, при первой же 
возможности перейдя в Праге на сторону красных. 

Однако, говоря о дисциплинированности, боеспособности и надежности 1-й дивизии 
РОА, следует заметить, что последний эпитет применим к ней с некоторыми 
ограничениями: надежна она была единственно с точки зрения идей Русского 
освободительного движения генерала Власова. Если же рассматривать дивизию как 
инструмент немецкого руководства, то ее никак нельзя назвать надежной. Майор 
генштаба Швеннингер на основании собственного опыта писал: 

У каждого русского были свои причины ненавидеть советскую систему (высылка или 
арест близких, личные неприятности, связанные с преследованием, вмешательство 
системы в личную жизнь и т.д.). Все стремились к единой цели: к созданию нового 
государства на других основах{139}. 

Но почти все они в той или иной форме пострадали и от немцев. Именно эти личные