несколько раз занять у Зиберта деньги. Видимо, свои служебные возможности сам 
он использовал не очень удачно.

Подобно обер-ефрейтору Шмидту, фон Бабах оказался в конце концов перед 
необходимостью или вернуть долги, или как-то иначе отблагодарить своего нового 
друга. А для этого он располагал лишь одним достоинством – серебряными 
аксельбантами адъютанта Коха.

Кузнецов видел, что раз от разу фон Бабах испытывает все более сильное чувство 
неловкости, и ждал лишь, когда это чувство достигнет кульминации. И дождался. 
Момент этот счастливо совпал с обстоятельством, действительно потребовавшим от 
Кузнецова обратиться за содействием к гауптману.

В мае 1943 года «невеста» Зиберта Валентина Довгер получила, как и сотни других 
ровенских девушек, повестку ведомства Заукеля о мобилизации на работы в 
Германию – проще говоря, об угоне на фашистскую каторгу. Конечно, можно было 
забрать Валю в отряд, но ее внезапное исчезновение могло навлечь подозрение на 
«жениха», то есть обер-лейтенанта Зиберта, что было совершенно недопустимо. 
Решили, что Зиберт обратится за помощью к фон Бабаху. Кузнецов не сомневался, 
что гауптман сделает все от него зависящее, но это «все» оказалось много 
сложнее, чем представлялось на первый взгляд. Однако именно эта сложность и 
породила у командования определенный замысел…

– Сам по себе я, к сожалению, предпринять теперь, когда повестка уже вручена, 
ничего не могу, разве что недели на две оттянуть отъезд фрейлен Валентины, – 
сказал фон Бабах Зиберту. – Отменить уже отданное распоряжение может только Кох.
 Однако если фрейлен Довгер действительно, как вы говорите, фольксдойче и вы 
заинтересованы в этом, то я могу устроить, чтобы рейхскомиссар ее и вас принял. 
Может быть, он и отменит в виде исключения мобилизацию вашей невесты.

Сейчас Коха в Ровно нет, он уехал в Берлин на похороны погибшего в 
автомобильной катастрофе давнего товарища по партии старого борца – «альте 
кампфер» – Лютце, начальника штаба штурмовых отрядов. Но днями он вернется, 
тогда я и доложу ему ваше заявление, но только дайте мне заранее все нужные 
бумаги.

Фон Бабах всегда сдерживал свои обещания, во всяком случае, если это ему было 
выгодно. 25 мая Кох вернулся в Ровно, 26 мая Шмидт передал фон Бабаху заявление 
Вали, а уже вечером 30 мая через нарочного пришло уведомление, что 
рейхскомиссар Эрих Кох примет обер-лейтенанта Пауля Зиберта и фрейлен Валентину 
Довгер в своем кабинете в рейхскомиссариате.

Трудно представить, какие минуты пережил бы гауптман фон Бабах, если бы ему 
стало известно, что по приказу своего подлинного командования обер-лейтенант 
Зиберт, он же советский разведчик Николай Иванович Кузнецов, должен 
использовать предоставленную ему частную аудиенцию для уничтожения кровавого 
палача украинского и польского народов, личного друга фюрера Эриха Коха.

Уничтожение Коха намечалось давно. Первоначально в отряде предполагалось даже 
произвести налет на РКУ группы бойцов, переодетых в немецкую форму, под 
командованием обер-лейтенанта Зиберта. Для участия в нападении были отобраны 
партизаны Лева Мачерет, Борис Харитонов и другие, владевшие немецким языком. 
Они готовились к этому, часами маршировали на поляне близ лагеря, распевая 
знаменитую солдатскую песню «Лили Марлен». Но потом от этого плана отказались, 
поскольку он не гарантировал успеха и мог привести к большим потерям.

…В кобуре на поясе Пауля Зиберта лежал заряженный «вальтер» на боевом взводе: 
разведчик долгими часами учился в лесу стрелять из него не целясь, навскидку. 
На козлах экипажа, поджидавшего его у подъезда, восседал Николай Гнидюк. Под 
козлами – автомат, ручные гранаты. Несколько прохожих, оказавшихся случайно в 
этот час на Шлоссштрассе, были отнюдь не случайными. Михаил Шевчук, Василий 
Галузо, Николай Куликов, Жорж Струтинский и другие разведчики должны были 
прикрыть отход Николая Ивановича.

Волновался ли Кузнецов в ночь накануне того самоотверженного акта, который ему 
предстояло совершить? И да и нет. Да, потому что понимал, как отзовется по всей 
Украине его выстрел, сколько патриотов поднимет он на новую борьбу с 
оккупантами. Нет, потому что он так ждал этого дня, столько раз представлял, 
как все произойдет, что теперь испытывал своего рода облегчение. Известное 
разочарование он пережил как раз в апреле, на параде по случаю дня рождения 
Гитлера, когда не смогло состояться покушение на Коха из-за его отъезда в 
Кенигсберг.[5 - Вечером того же 20 апреля неожиданно запылали и выгорели дотла 
огромные склады на железнодорожной станции Ровно. В отряде недоумевали: никому 
из разведчиков такого задания не давалось. Ни при чем, как выяснилось, были и 
городские подпольщики. Лишь много позднее Василий Галузо и Николай Куликов, 
впоследствии геройски погибшие, признались, что подожгли склады по собственной 
инициативе. Еще не зная этого, Кузнецов долго радовался, что «нашлись молодцы, 
сделавшие фюреру хороший подарок ко дню рождения».]

Что будет с ним после?.. Не загадывал. Понимал, что уйти живыми из особняка