Валентин Семенов прожил на квартире Лисовской несколько дней и почти не 
встречался с хозяйкой. Уходил он по разведывательным делам утром, возвращался 
часто к ночи и всегда находил на тумбочке возле кровати приготовленный 
заботливой рукой ужин. Однажды в кухню, где Валентин непринужденно разговаривал 
с Майей, неожиданно вошел Зиберт. Осмотрев юношу с ног до головы, спросил на 
ломаном русском языке:

– Ты есть племянник Льели? Карашо… – И ушел. Потом в кухню вбежала 
взволнованная Лисовская.

– Володя, ты понравился немцу, он хочет, чтобы ты позавтракал с нами. 
Отказываться нельзя, но будь осторожен, он очень подозрителен, не так слово 
скажешь, сразу прицепится.

Семенов вошел в столовую, представился, щелкнув каблуками. Обер-лейтенант 
кивнул ему головой и жестом разрешил присесть к столу. Семенов без аппетита 
жевал яичницу с ветчиной – каждый кусок словно застревал у него в горле, 
настолько мало немец, сидевший напротив него за столом, имел общего с хорошо 
знакомым ему Грачевым, товарищем по отряду.

Перевоплощение было столь разительным, что, когда Зиберт, дождавшись, чтобы 
Лисовская вышла на кухню за кофе, обратился к Семенову по-русски, тот вздрогнул.


Семенов не понял нотки тревоги, явственно промелькнувшей в интонации Кузнецова:

– Сегодня откроюсь, не могу больше мучить человека.

Кузнецов волновался не зря. Интуитивно он чувствовал, что его признание вызовет 
у Лидии сильнейшую психологическую реакцию, и не только положительного свойства.
 Отношения, сложившиеся между работающей на немцев старшей официанткой 
«Дойчегоффа» и офицером гитлеровской армии Паулем Зибертом, предстанут перед ее 
глазами в совсем ином свете, как только Лисовская узнает, что этот офицер тоже 
свой…

Валентин ушел на задание. А Кузнецов еще долго сидел за столом, курил сигарету 
за сигаретой. Наконец, когда оттягивать объяснение было уже некуда, сказал, 
стараясь держаться как можно непринужденнее, хотя на душе его скребли кошки:

– Да, Лидия, я совсем забыл, что должен передать вам привет.

Лисовская неприязненно передернула плечами:

– Вы знаете, Пауль, что большинство ваших друзей я терпеть не могу…

Кузнецов улыбнулся.

– Надеюсь, что получить привет от этого человека вам будет приятно. – И, глядя 
прямо в глаза Лисовской, отчетливо произнес: – Привет от Попова.

Они говорили по-немецки. Но последние три слова обер-лейтенант Зиберт сказал на 
чистом русском языке.

…Поздним вечером в комнатку Валентина вошла Лидия. Вид у нее был утомленный и 
подавленный. Присел на табуретку, она тихо спросила:

– Володя, ты знаешь, кто такой Грачев?

– Знаю, – испытывая непонятное смущение, ответил Семенов.

– И когда сюда пришел, уже знал?

– Знал, Лидия Ивановна. Грачев – наш разведчик.

Лисовская недвижимо сидела, обхватив голову обеими ладонями, уткнув локти в 
колени. Потом встала, почему-то вздохнула грустно, машинально провела рукой по 
волосам Валентина и, не молвив больше ни слова, тихо вышла.



Утром Николай Иванович спросил Семенова, умеет ли тот кататься на велосипеде. 
Бывшему студенту института физкультуры вопрос показался даже смешным. Конечно 
же, он умел. А в чем дело?

– А в том, что я не умею. Будешь меня учить, понял?

Валентин ничего не понял, но задавать лишние вопросы не стал.

Кузнецов ушел и через час вернулся с отличным велосипедом. Пошли. Валентин вел 
велосипед за руль по обочине дороги. Он ничего не мог понять, пока они не