нас, что мы недостаточно расторопно помогаем им в этом подлом и грязном деле.
    Чем все это кончилось? 16 октября 1944 года полковник Чичаев встретился с 
майором Мандерстамом из ССО (а эта контора пострашнее нашего НКВД) и врезал ему 
следующее:
    «Я получил из Москвы полномочия официально сообщить вам, что мы не согласны 
с планами вашей организации по использованию русских военнопленных для работы в 
Германии. Мы также хотели разъяснить, что не намерены сотрудничать с вашей 
организацией в предлагаемой вами акции. Мы настоятельно рекомендуем вам 
«забыть» о русских в Германии. Почему вы вообще выбрали наших несчастных ребят 
? Чем скорее вы оставите их в покое и
    
предоставите их нам, тем лучше для наших будущих отношений». Так ответил Западу 
Сталин относительно наших военнопленных — «несчастных ребят» в Германии, а 
значит, это он сказал и про власовцев. Английский спецслужбист от неожиданности 
хлопал глазами и лепетал что-то про «письменный ответ». Тогда Чичаев дожал его 
окончательно:
    «Москва вообще не понимает, почему вы так настаиваете на письменном ответе. 
Никакой необходимости в этом нет, к тому же все наши предыдущие переговоры 
проводились устно. Да и вообще, все это выглядит очень странно. Я уверен, что 
вы предложили эту акцию без задней мысли».
    «Задние мысли» — ими Запад всегда переполнен по отношению к нам, русским. В 
данном случае Москва правильно прочитала эти самые «задние мысли» — затевалась 
грязная провокация Запада против 6 миллионов русских, находившихся в тот момент 
на территории «Великого рейха». По нашим данным, на территории «Великого рейха» 
в тот момент находилось не 6 миллионов наших, а до 10 миллионов. С приближением 
Красной Армии немцы выводили русских из концлагерей и вели по дорогам, по пути 
их убивали все от мала до велика, каждый немец убил тогда не одного, а 
нескольких «своих русских» чем попадя — палкой, камнем, ножом, из охотничьего 
ружья... Дороги и обочины были усыпаны трупами несчастных. Без причины. Просто 
так. Англичане, французы и американцы, затевая эту провокацию, помогали немцам 
найти повод, оправдание для уничтожения всех 10 миллионов наших 
соотечественников, мол, восстали, мол, начали сами первые. И не втихую, на 
дорогах и проселках, улицах и в переулках, а открыто, с применением газа и бомб,
 снарядов и огнеметов... А что — сами первыми начали, вон убили девочку, 
изнасиловали жен-
    
щину, подожгли магазин... На это отводилось два-три дня.
   Немцы ждали... Англичане, французы и американцы старались... Но Сталин эту 
провокацию сорвал. Немцы без той помощи англичан, французов и американцев 
смогли домашним способом, по-семейному, уничтожить в одном 1945 году из 10 
миллионов все же без малого 2 миллиона наших людей.
   По данным английской разведки, с 1942 года занимающейся подрывной работой 
среди иностранных рабочих в Германии (операция «Троянский конь»), «немецкое 
Сопротивление не могло понять, почему иностранные рабочие так и не подняли 
восстание». Странное недоумение. Идет 1942 год, и вот такая обида на 
иностранных рабочих в Германии со стороны так называемого Сопротивления. Все 
это скорее похоже на обращение за помощью к тем же англичанам — помогите, 
спровоцируйте, а за нами, немцами, дело не станет... (Nahs Bernd Gisevius. To 
the Bitter End. London, 1948, p. 516.)
   Но вернемся из Лондона в Берлин к нашему Казанцеву, который по приказу НТС 
пришел к Власову для какого-то разговора. Напоминаю, на дворе лето 1943 года. 
Возня вокруг наших военнопленных в Лондоне идет полным ходом. Русские 
военнопленные впервые попали в руки английской армии задолго до высадки в 
Нормандии. Снова цитата из Толстого: «В 1942—1943-м, продвигаясь с боями с 
разных концов Северной Африки в Тунис, англичане захватили немалое число 
вездесущих (?) русских, большинство которых, как и в Нормандии, было вывезено 
на принудительные работы». Хороша «вездесущ-ность».
   «С Андреем Андреевичем остаться с глазу на глаз сегодня оказалось непросто: 
сначала было несколько офицеров из
   
лагеря Дабендорф, расположенного около Берлина, — сообщает Казанцев, — потом 
они ушли с генералом Малышки-ным, жившим в том же доме наверху, потом приехали 
какие-то немцы. Когда уехали и они, я прошу Власова выйти в сад и, гуляя по 
узким аллейкам от дома до решетки сада, рассказываю ему о целях своего визита.
    Он долго не произносит ни одного слова. Потом, когда уже пересекали сад в 
третий или четвертый раз, говорит:
    «Я благодарю за предложение, но должен от него отказаться. Ты спрашиваешь — 
почему? Сейчас я тебе отвечу...»
    Мы еще несколько раз молча пересекли садик туда и сюда. Наконец он говорит, 
остановившись у входа в беседку:
    «Предположим, что удалось связаться и переговоры завести. Техническая часть 
меня сейчас не интересует, насколько это возможно или невозможно — дело другое, 
я думаю, что при желании возможно. Предположим, что связь мы завязали, — что мы 
можем предложить, что можем просить и что они могут от нас потребовать? Мы 
можем сообщить, что здесь, в Германии, и оккупированных ею странах находится 
столько-то и столько-то миллионов русских антибольшевиков, способных сократить 
сопротивление Гитлеру на несколько месяцев. Западных союзников это заинтересует.
 Можем мы это сделать, то есть выступить сейчас против Германии, я не говорю о 
формах, а в принципе? — Можем. Но какой ценой? Ценой гибели если не всех, то 
большей части антикоммунистических русских сил. Большей части в такой степени,