- Как дела, Кирилл? 

Отвечаю коротко, чтоб не засорять эфир, желаю Ивану успеха и беру курс домой. 
Результатами работы сегодня мы довольны - фашисты потеряли двух "юнкерсов" и 
трех "мессершмиттов". 

Испытав тяжкое бремя воздушных боев, я постоянно и внимательно следил за 
психофизическим состоянием своих пилотов. Самая большая опасность для бойца 
таится в безразличии к окружающему, в притуплении его реакции, воли. Бой с 
противником в таком состоянии заканчивается обычно трагически. И если я замечал 
у кого-либо из пилотов подобный душевный настрой, то с согласия командира полка 
направлял его на менее рискованное задание или просто оставлял на аэродроме. 
Так лучше всем: и сам не погибнет, и группу не подведет. 

По-братски внимательно относился к нам начальник штаба полка Я. Е. Белобородое. 
Человек с большим чувством юмора, веселый, неунывающий, он был старше всех по 
возрасту, и летчики любили его. Забота начштаба о нас была трогательной. В 
трудные дни воздушных боев неназойливо, но строго он следил за соблюдением 
режима отдыха, питания летно-технического состава полка. 

У начштаба всегда уйма работы. Бывало, зайдем поздним вечером на КП - Яков 
Евсеевич там. Перед ним кипа бумаг. Воротник гимнастерки расстегнут, он что-то 
быстро пишет, а левой рукой почесывает заросшую густыми волосами грудь. И видно,
 не без ярости. 

- А, витязи!.. Входите, входите. С чем пожаловали? 

Это его обычное приветствие, к нему все привыкли. И если он встречал нас как-то 
по-другому, мы знали, что произошло какое-то событие, не предвещающее ничего 
доброго. 

Необычно сложилась биография Белобородова. В двадцатом году Яков Евсеевич 
участвовал в разгроме банд с громким названием "Голова", отрядов батьки Махно, 
а годом позже подавлял Кронштадтский мятеж. В 1935 году, тридцатичетырехлетним, 
вполне уже зрелым человеком, он окончил Качинскую школу пилотов. Но случились 
какие-то осложнения со здоровьем, и жизнь его не пошла ровной стежкой-дорожкой 
- пробуксовывала. Ровесники Белобородова командовали уже дивизиями, корпусами, 
воздушными армиями, а он застрял в штабе полка, и очень надолго... 

Мне не раз приходилось слышать на командном пункте его телефонные разговоры с 
дивизионным начальством. Начштаба полка весьма категорично добивался своего - и,
 к примеру, на задание уходила не пара, как требовали сверху, а четверка или 
шестерка истребителей. Обычно это происходило в конце дня, когда летчики 
буквально никли от усталости. 

Положив трубку на аппарат, он смотрел на нас и радостно посмеивался: 

- Вот так-то! А то, это самое, лети парой против половины германской авиации... 


И, заглядывая в график боеготовых машин, простодушно говаривал: 

- Дошло, соколики? Вижу вот у Евстигнеева в строю четыре штыка, а в первой 
эскадрилье - два. У Ивана - пара. Забирай всех, Кирилл! Так будет надежнее, 
веселее. Вылет через пятнадцать минут. По коням! 

Как-то Белобородое подсчитывал так со мной наличие исправных машин, и тут на КП 
зашел Иван Кожедуб. 

- Легок на помине... Иван, - обращаюсь я к товарищу. - Рекомендуют пощипать 
немчуру. У меня звено в готовности. Как ты? 

- Я - как штык. Сам идешь? 

- В паре с Рыжим. И пара Тернюка. 

- Порядок, - удовлетворенно кивает Иван. - Тогда я и Муха с вами. 

Доволен и я: лететь на задание с такими бойцами - просто радость! 

- Значит, решено, поднимаемся шестеркой. Амелин остается в резерве начштаба... 

И вот в районе патрулирования появились шесть "фокке-вульфов". Высота примерно 
одинаковая, поэтому я делаю попытку затянуть противника на вертикальные маневры.
 "Фоккеры" стремятся увлечь Ла-5 в глубь своей территории, но им это не удается.
 Вот так некоторое время прощупываем силы и возможности друг друга. Постепенно 
активность вражеских истребителей повышается. Сближение на дистанцию огня 
становится все чаще, но гитлеровцы умело защищаются. Видно, что летчики они 
бывалые, опытные. Однако осторожничать надоедает, и Кожедуб не выдерживает