...На следующий день после тяжелого боя нашей эскадрильи против тридцати восьми 
самолетов противника нас пригласили на командный пункт полка. Я только что сбил 
"юнкере", настроение было приподнятое, а на КП нас собрали, чтобы вручить мне 
партийный билет. 

Начальник политотдела дивизии Андрей Ермолаевич Боев встретил радостно. 

- Я тоже счастлив, дорогой Кирилл Алексеевич! - обратился он ко мне. Счастлив 
потому, что отныне и ты принадлежишь многомиллионной армии коммунистов. 
Призывать тебя крепче бить врага - значит обидеть... Бьешь ты его лихо и храбро 
без лишних напутствий. Пожелание у меня одно: не горячись в бою. Не суй зря 
голову род снаряды и пули врага. День нашей победы мы должны встретить все 
вместе, - Андрей Ермолаевич обвел взглядом и как бы обнял широким русским 
жестом нас вместе с теми, кто работал там, на дальних стоянках у самолетов, и с 
теми, кто был в небе. 

Товарищи по эскадрилье тепло поздравили меня с получением партийного билета, и 
комэск обрадованно сказал: 

- Кирилл, ты мне не только друг, товарищ, но и опора в командовании эскадрильей.
 Я рад, что этой опорой отныне будет член партии! 

Минут через тридцать мы должны были заступать на боевое дежурство, и Гомолко, 
разобрав возможные варианты предстоящих боев, дал команду: 

- По машинам! 

Когда шли к самолетам, комэск сказал, обращаясь только ко мне: 

- Кирилл, возможно, придется подняться в воздух... Я понимаю твое настроение - 
ты возбужден и взволнован. Поэтому прошу тебя, не горячись. Так будет лучше. 

В искренности его просьбы я не сомневался. Они были редки, такие слова, но шли 
от чистого сердца. 

8 июля большую группу летчиков из двух эскадрилий повел в район Белгорода сам 
командир полка Подорожный. 

Первая подгруппа - ударная, из восьми самолетов, се возглавил Александр Гомолко 
- шла на высоте 2500 метров. Во второй - четыре истребителя прикрытия. Они шли 
сзади и имели значительное превышение. Резервное звено набрало высоту над 
обеими подгруппами - оно наблюдало за всем воздушным пространством. Командиром 
ее был назначен комэск Ф. Г. Семенов. Федор еще не оправился после ранения; 
ходил с палочкой, заметно прихрамывал, но сам напросился в этот полет. 

Для лучшего руководства и наблюдения за ходом воздушного боя Подорожный избрал 
себе место в прикрывающей группе, идущей вслед за нашей. С ним в паре летел 
младший лейтенант Шабанов. Ведущий второй пары - заместитель командира нашей 
эскадрильи Гришин. 

Вскоре мы увидели фашистов: они шли тремя девятками, над "юнкерсами" висели 
двенадцать истребителей. Видимость была неважной: июльская дымка от 
многочисленных пожаров - горели хлеба, многочисленная военная техника - будет 
сопровождать нас до самого конца Курской битвы. 

Командир полка коротко бросает в эфир: 

- Идем вверх! Усилить осмотрительность. 

Куда уж тут "усиливать", думаю про себя, шея после летного дня сама по себе 
начинает вертеть голову, даже в столовой во время ужина... 

Набираем высоту. Подорожный передает: 

- Приготовиться к бою! Евстигнееву - атаковать ведущего первой девятки, Гомолко 
- бить вторую группу, Семенову - связать боем "шмиттов" верхнего яруса. 

Сближаемся с противником на попутно-пересекающихся курсах. Моя четверка ближе 
всех к "лапотникам" - момент атаки наступает стремительно. Жду команду, и вот в 
наушниках голос Подорожного - звонкий, по-юношески задорный: 

- В атаку! Бей фашистов! 

Двумя парами, на вытянутых дистанциях между истребителями, устремляемся на 
головные машины колонны немецких бомбардировщиков. 

"Мессершмитты" бросились нам наперерез, но было уже поздно: время упущено, 
самолет ведущего девятки, охваченный пламенем от огня моих пушек, перевалившись 
на крыло, как бы раздумывая - падать или обождать, - нехотя и неуклюже валится