строй не введешь. 

Однажды, после майских праздников, наладив мотор, мы вышли на пробу. Моторы 
работали хорошо, но скорости не было. В чем дело? Все проверили, обо всем 
передумали, а причину никак не найдем. 

Вернулись в бухту. Кузнецов нырнул под катер. Вылез из воды расстроенный. 

- Погнуты лопасти винтов, - доложил он. 

У причалов и на дне бухты было затоплено много всякого хлама. В одном месте 
лежала подводная лодка, в другом - торпедные катера. Это был результат налета 
катеров Кочиева на порт, когда здесь базировались еще фашистские малые корабли. 
Очевидно, таская нашу "девятку" от причала к причалу, мы где-то и погнули 
лопасти. 

Что же делать? Поднять катер из воды негде и нечем. Водолазов тоже нет. 

Но наши мотористы и тут не отчаялись. Собрали противогазы, отвинтили 
гофрированные трубки, соединили их вместе. Один конец прикрепили к 
противогазной маске, в которой под воду опустился командир отделения, другой 
держали над поверхностью. Это давало возможность довольно долго находиться под 
водой. 

Винты сняли. Но как же их выправить? Бронза - она хрупкая. Разогрели на костре, 
но от первого же удара молотком кусок лопасти отвалился. Что ты будешь делать! 
Недаром говорят: где тонко, там и рвется. Побежали искать сварочный аппарат. 

А время шло. Приближались дни последних боев в Крыму. В Севастополе наши войска 
уже ворвались на Корабельную сторону. 

Ждать больше было нельзя. Узнав, что группой, выходящей сегодня к Херсонесу, 
будет командовать Кочиев, мой непосредственный начальник, я решился обратиться 
к нему с просьбой включить и наш катер. 

Константин Георгиевич внимательно посмотрел на меня и, видимо, понял мое 
состояние. Он коротко сказал: 

- Добро, готовься! 

Катер ожил. Все с радостью приступили к проверке своих боевых постов. 

Только старшина Зайцев был хмур. Он не знал, радоваться ему со всеми или нет. 

- Больше тысячи оборотов из моторов выжимать нельзя, - сказал он, - а то опять 
скиснут. 

- Знаю, старшина, знаю, - весело ответил я, - нам бы только до Херсонеса 
дотянуть. 

Кочиев дал мне задание - вместе с группой идти до мыса Ай-Тодор, а дальше, 
чтобы не задерживать других, следовать одному до точки встречи. 

Море было спокойно. Но наш выход опять чуть не сорвался. Едва мы миновали 
Ай-Тодор, Кузнецов доложил: 

- Прекратилось поступление забортной воды, моторы греются. 

Пришлось застопорить ход. 

Зайцев, обвязавшись концом, нырнул под катер. Вода была очень холодная, но 
механик, пока не очистил сосуны, на борт не поднялся. 

И снова медленно идем к Хереонесу. Уже у Балаклавы нас застигла ночь. Мы 
усилили наблюдение. В этом районе плавало много разных предметов, в том числе и 
мины. Дублер боцмана Ромашев принайтовал себя концом к носовой мачте и, 
принимая на себя всю силу удара волны, когда она захлестывала палубу, показывал 
мне рукой на появляющиеся впереди предметы. Этим он помогал мне уклоняться от 
опасности. 

В точку встречи мы пришли к полуночи. Катера нашли сразу. Обменявшись еле 
приметным сигналом, я занял свое место в конце ордера, и группа продолжала 
поиск. 

В этот поход с нами впервые пошел недавно зачисленный на катер юнга Клеоник 
Шерстнев. Для него это был вообще первый боевой выход, сопряженный с 
неизведанными опасностями и риском для жизни. Впрочем, юноша вряд ли даже 
осознавал всю серьезность нашего положения. Сам поход катеров, видимо, 
представлялся ему лишь игрой в войну. Клеоник то и дело перебегал с места на 
место, все хотел видеть, во всем принимать участие. В то же время он зорко