Резко рубя фразы, Жуков смело и логично доказал свою правоту. Победил! 
Терзающий сердце вывод спустя десятилетия в мемуарах: "Хорошо, что 
парторганизация тогда не пошла по ложному пути и сумела разобраться в существе 
вопроса. Ну а если бы парторганизация послушала Тихомирова и иже с ним, что 
тогда могло получиться? Ясно, моя судьба была бы решена в застенках НКВД, как и 
многих других наших честных людей". 

Он не строил иллюзий. Удалось отбиться от подлецов невысокого полета. 
Политработники дивизионного и корпусного звена, да последние особенно, не 
активничали. Дело шили белыми нитками умельцы не первого положения. Жуков 
подсознательно чувствовал, а в работе ощущал - начальство оконфузившихся 
подлецов не простило ему победы. В сумерках позднего вечера жизни перед лицом 
вечности честнейший солдат не строил из себя героя в этом отношении, а 
откровенно признавал - его спас случай: 

"Первое тяжелое переживание в моей жизни было связано с 37-м и 38-м годами. На 
меня готовились соответствующие документы, видимо, их было уже достаточно, уже 
кто-то где-то бегал с портфелем, в котором они лежали. В общем, дело шло к тому,
 что я мог кончить тем же, чем тогда кончали многие другие. И вот после всего 
этого - вдруг вызов и приказание ехать на Халхин-Гол. Я поехал туда с радостью. 
А после завершения операции испытал большое удовлетворение. Не только потому, 
что была удачно проведена операция, которую я до сих пор люблю, но и потому, 
что я своими действиями там как бы оправдался, как бы отбросил от себя все те 
наветы и обвинения, которые скапливались против меня в предыдущие годы и о 
которых я частично знал, а частично догадывался. Я был рад всему: нашему успеху,
 новому воинскому званию, получению звания Героя Советского Союза. Все это 
подтверждало, что я сделал то, чего от меня ожидали, а то, в чем меня раньше 
пытались обвинить, стало наглядной неправдой". 

Халхин-Гол, июнь - август 1939 года, до Великой Отечественной всего два года. В 
это критическое время, когда все силы нужно было отдавать делу и только делу, Г.
 К. Жукову приходилось постоянно думать об элементарной безопасности, быть 
сдержанным в поступках и словах. 

* * * 

Уже неслыханные масштабы второй мировой войны предъявили невиданные требования 
к полководцам. Могли выделиться только очень крупные личности. В Германии 
нацистским заговорщикам верой и правдой отслужил Эрвин Роммель, самый 
популярный в глазах немцев военачальник той войны. Он (1891 года рождения) 
младшим офицером пехоты отвоевал четыре года в 1914-1918 годах. Был изобильно 
награжден за храбрость и сметку и с глубоким отвращением служил в рейхсвере, 
ограниченном Версальским договором. Хотя Роммель всегда был далек от политики, 
он быстро нашел общий язык с нацистами, открывшими дорогу для карьеры в 
стремительно наращивавшем мускулы вермахте. Больше того, исправный офицер с 
осени 1938 года командир батальона личной охраны фюрера, следовательно, обратил 
на себя внимание Гитлера. 

Этот ефрейтор первой мировой войны спросил Роммеля накануне вступления немецких 
войск в Прагу: "Как бы поступили на моем месте, полковник?" Ответ Роммеля 
привел в дикий восторг Гитлера: "Я бы в открытом автомобиле проехал по улицам в 
Градчаны без охраны". Гитлер так и поступил. Роммель наверняка знал этих чехов, 
теперь узнал их и Гитлер: никто и пальца не поднял, ни возгласа, ни плевка. При 
ставке Гитлера Роммель провел польскую кампанию. "Я с ним намучился, - 
признался он жене, - этот всегда рвался быть впереди с солдатами и, по-видимому,
 наслаждался под огнем". 

По весне 1940 года Роммель выпросил у Гитлера командование 7-й танковой дивизии.
 В 5 утра 10 мая во главе ее он перешел бельгийскую границу и закончил войну на 
Западе, приняв капитуляцию Шербура 19 июня 1940 года. В плен 30-тысячный 
гарнизон увели пять адмиралов. Геббельсовская пропаганда раздула вне всяких 
пропорций деяния роммелевских танкистов, которых окрестили "дивизия-призрак". В 
берлинских редакциях особо нажимали - дивизия, потеряв 42 танка, взяла 97 тысяч 
одних пленных! В тени оставалось: она потеряла до 3 тысяч, из них около 700 
убитых. Таких потерь не знала ни одна дивизия вермахта во Франции, включая 
пехотные. 

Разумеется, берлинские мифотворцы сочинили легенду о рыцарском ведении войны 
Роммелем. Он сам, теперь генерал, делился драгоценными впечатлениями: в ходе 
головокружительного марша к океану схватили французского подполковника. Роммель 
любезно предложил ему место в своем командирском танке - катить с "призраками" 
далее, на запад. Увы, глаза француза "горели ненавистью и бессильной злобой". 
Он "отказался, и резко, - целых три раза - следовать с нами, посему не 
оставалось ничего другого, как шлепнуть его". О "дивизии-призраке" в нацистской 
Германии сняли фильм, выпустили книгу, а благороднейшего ее командира Гитлер 
направил в Северную Африку, помочь итальянцам отбиться от англичан, грозивших 
очистить от них Ливию, тогда колонию Италии. 

С февраля 1941 года за несколько недель немцы перебросили туда пару дивизий, 
которые получили звонкое название Африканский корпус, его командир Роммель еще