интернационализма радоваться успехам других - недавних врагов румын и, конечно, 
немцев. 

Невольно приходили на ум сравнения быта даже на уровне командующего округом. В 
Бабельсберге оставлены не только комфортабельные дома и уютные квартиры, но и 
отличные гаражи. Наш размещался в подвале особняка, который занимал Жуков, была 
мастерская, мойка. В Одессе гараж был таковым только по названию. "Группа 
обслуживания" маршала до начала 1947 года прожила в спецпоезде, загнанном в 
тупик. Только весной 1947 года мы с адъютантом маршала, старшим лейтенантом 
Юрой Быловым получили двухкомнатную квартиру на двоих. Прикрепление к столовой 
военторга спасало нас, офицеров, от голода. Очень сказалось неурожайное лето 
1946 года, принесшее засуху. Не раз с подведенными животами с тоской вспоминали 
фронтовой паек. Горько шутили - с Жуковым работаем как на фронте, только живем 
не по-фронтовому. 

Я с большой личной заинтересованностью стал относиться к единственному 
отвлечению Георгия Константиновича от дел - охоте. Охотничьи ружья мы всегда 
возили с собой. Специально на охоту выезжали на "бьюике" охраны, машину так и 
прозвали "охотничьей". Георгий Константинович бил уток в плавнях, гонялись в 
степи за зайцами. Бывало, набьет маршал шесть-семь зайцев, возвращаемся домой, 
и он дает распоряжение "прикрепленному" Васе Казакову: отберите зайца покрупнее 
для Александра Николаевича. Обязательно делился и добытыми утками. Коль скоро 
маршал иной раз превращался в нашего кормильца мясом, охота равняла всех 
сидевших с ним в машине. 

Как-то мы ехали в Николаев. Вблизи города "бьюик" не одолел крутой подъем, я 
развернул машину, направил вниз, и мы очутились на проселке. Едем по нему. На 
обочине мертвая лошадь. Георгий Константинович говорит Казакову: "Сейчас что-то 
будет. Достань ружье". Из-под лошади вдруг выскочила громадная лиса и, петляя, 
помчалась в степь. Мы за ней. Жуков палит, и все мажет. Я кручу баранку и в 
азарте кричу: 

"Бей!" Снова промах. Жуков неожиданно стал ногой жать на акселератор, тесня 
меня. Я ударил его по ноге. Лиса тем временем юркнула в лощину и ушла. В 
Николаеве, как мне говорили, Жуков шутя-серьезно жаловался командирам: вот меня 
собственный водитель "побил". Я глубоко уверен, что Георгий Константинович, 
убивая досуг на охоту, стремился избежать разговоров о политике. Он сумел не 
войти в бюро обкома партии, что полагалось по положению командующего округом. 
Маршал уклонился от контактов с первым секретарем Одесского обкома партии, 
вельможным, разжиревшим партийным бонзой А. И. Кириченко. К политике, в 
обыденном понимании, маршал, по всей видимости, не хотел иметь никакого 
касательства. 

Перед 7 ноября 1946 года Г. К. Жуков решил устроить прием для командования 
округом. Он пригласил генералов с женами. Среди нас, водителей, было немало 
шуток - губернские дамы, приятные во всех отношениях и просто приятные, пришли 
в страшное волнение, готовили наряды, гадали, как лучше выглядеть в глазах 
прославленного маршала. Они ожидали бесед на политические темы на приеме, иные 
кинулись читать газеты. Георгий Константинович удивил всех. Когда приглашенные 
собрались, маршал сурово предложил: о службе, работе не говорить - и 
заразительно рассмеялся. Осмелевшие генеральши зааплодировали. Лед был сломан, 
и долго после приема по Одессе ходили восторженные рассказы об обаятельном 
полководце, осчастливившем своим пребыванием город. 

Георгию Константиновичу приходилось все время быть настороже, чтобы не дать 
пищу недоброжелателям. Они использовали любую мелочь. Юра Былов попросил меня 
отвезти его на мотоцикле к знакомой девушке. Он уселся за спиной, и мы покатили 
по Дерибасовской, оба в форме - старший и просто лейтенант. У меня на груди 
колодка орденов и медалей, по количеству редкая тогда у младшего офицера. В 
глазах рябило. Мне пришла в голову шальная мысль - прокатиться на глазах 
гуляющих одесситов на мотоцикле стоя. Юра встал на заднем сиденье, я поднялся 
со своего, и мы, вызвав всеобщее удивление и, наверное, восторг у некоторых 
разинувших рты, промчались по оживленной улице. Когда я возвращался один, 
стражи порядка уже поджидали. Цепь милиционеров, взявшихся за руки, преградила 
путь. Я сделал вид, что "сдаюсь", сбавил скорость, подъезжая к ним, а, 
оказавшись в нескольких шагах, внезапно рванул ручку газа, мотоцикл взревел, я 
пригнулся, проскочил под расставленными руками и был таков. 

На следующий день Георгий Константинович вызвал меня и с порога огорошил: на 
вас, Александр Николаевич, пришла "телега". Какая? А кто хулиганил вчера на 
Дерибасовской? Пришлось покаяться. Жуков не ругался, а только тяжко вздохнул. 
Мне стало неловко. Тем более что, как я узнал, как раз в это время в Одессу 
приехал из Москвы по поручению ЦК очередной контролер Жукова, генерал Аношин из 
ГлавПУРа. Пополнять "компромат" на маршала. Его шофер, мой приятель, москвич 
Володя Ходнев рассказал, что генерал большая дрянь. Одно слово политработник. 

Получилось, что я в какой-то мере "подставил" маршала. Для себя постановил - 
вести аккуратнее. С фронтовиков в то время установили повышенный спрос, все в 
строку. Меня и без того шутливо прозвали "генералом" из-за количества орденов и 
медалей. По наущению партийных органов, где, на удивление, в руководстве было