соответствующих материалов. Абакумов переслал вождю протокол допроса 
арестованного генерал-майора А. М. Сиднева, в 1944 году заместителя начальника 
Управления СМЕРШа 1-го Украинского фронта, где его высмотрел Серов и вытянул в 
1945-1947 годах на пост начальника оперативного сектора МВД Берлина. Прекрасный 
был человек Сиднев, по собственному признанию: из военных инженеров, "по 
партийной линии был мобилизован в органы НКВД и направлен на руководящую работу.
 На этой работе я был всем обеспечен, честно, с любовью относился к труду". При 
обыске у прекрасного чекиста изъяли "около сотни золотых и платиновых изделий, 
тысячи метров шерстяной и шелковой ткани, около 50 дорогостоящих ковров, 
большое количество хрусталя, фарфора и другого добра". Озадаченные следователи 
допытывались, зачем ему "гобелены, место которым в музее", или "вы очищали не 
только немецкие хранилища, но и грабили арестованных, как разбойник с большой 
дороги", или "шестьсот серебряных ложек, вилок и других столовых предметов вы 
также украли... Можно подумать, что к вам ходили сотни гостей. Зачем же вы 
наворовали столько столовых приборов?" Сиднев мямлил: "Затрудняюсь ответить". 

Он распелся канарейкой, когда зашла речь о воровстве других. "Надо мной стоял 
Серов, - патетически декламировал генерал-вор, - который, являясь моим 
начальником, не только не одернул меня, а, наоборот, поощрял этот грабеж и 
наживался в значительно большей степени, чем я. Вряд ли найдется такой человек, 
который был в Германии и не знал бы, что Серов являлся, по сути дела, главным 
воротилой по части присвоения награбленного. Самолет Серова постоянно 
курсировал между Берлином и Москвой, доставляя без досмотра на границе всякое 
ценное имущество, меха, ковры, картины и драгоценности для Серова. С таким же 
грузом в Москву Серов отправлял вагоны и автомашины... Жена Серова и его 
секретарь Тужлов неоднократно приезжали на склад берлинского оперативного 
сектора, где отбирали в большом количестве ковры, гобелены, лучшее белье, 
серебряную посуду и столовые приборы, а также другие вещи и увозили с собой". 

Ворюга признался, что "передал в аппарат Серова в изделиях примерно 30 
килограммов золота и других ценностей". Сиднев, взяв разгон на изобличениях 
родных чекистов, наверняка не без внушения следователей, продолжил: "Серов же, 
помимо того, что занимался устройством своих личных дел, много времени проводил 
в компании маршала Жукова, с которым он был тесно связан. Оба они были 
одинаково нечистоплотны и покрывали друг друга". 

Вот оно, искомое, ликовало следствие, ибо тут же последовал "уточняющий" 
вопрос: "Разъясните это ваше заявление!" Вор, к глубокому прискорбию 
инквизиторов, не мог ничего сообщить осязаемого. Он выдавил всего-навсего: 
"Серов очень хорошо видел все недостатки в работе и поведении Жукова, но из-за 
установившихся близких отношений все покрывал. Бывая в кабинете Серова, я видел 
у него на столе портрет Жукова с надписью на обороте: "Лучшему боевому другу и 
товарищу на память". Другой портрет Жукова висел в том же кабинете Серова на 
стене". 

Абакумовские следователи, однако, достигли своей цели, повязав Серова с Жуковым.
 Тогда тяжкий криминал в глазах властей предержащих. Я больше чем уверен, хотя 
это гипотеза, нуждающаяся в подкреплении фактами: вождь улыбнулся в усы, читая 
стряпню абакумовцев, - Иван прекрасно спра-вился со своим поручением. Влез в 
доверие к Жукову. То, что Абакумову представлялось изобличением Серова, на деле 
пошло в Ванькин актив. Провокатора и лицедея. 

А. Б.: Георгий Константинович едва ли догадывался о возне за его спиной. Да 
мудрено было бы догадаться. На первый взгляд с приходом мира жизнь возвращалась 
в нормальную колею. Осенью 1945 года отправился в отпуск Бедов и больше к нам 
не вернулся. Исчез источник раздражения для маршала, ибо его роль "государева 
ока" вполне прояснилась. Сменивший Бедова Агеев был спокойным человеком, не 
досаждавшим никому. В свете известного, хотя бы из процитированных вами 
документов, ясно, что мы не разглядели Серова. Кто мог подумать, что он 
способен писать такое. С получением высокого поста в Управлении советской 
военной администрации в Берлине он, теперь генерал армии, заважничал и внешне 
перестал вязаться по каждому поводу. Было смешно, как он тужился разговаривать 
с маршалом на равных. 

Жуков работал, и жизнь его в то время текла ровно в трудах и заботах, очень 
много времени и сил отнимали хозяйственные дела. Ездили по гарнизонам, особенно 
во время послевоенной кампании по выборам в Верховный Совет СССР. Георгия 
Константиновича выдвинули в одном из особых избирательных округов, созданных в 
наших оккупационных войсках. При встречах были взволнованы как кандидат, так и 
избиратели. Выступления Жукова прерывались неоднократно аплодисментами, как 
тогда говорили, "бурными и продолжительными". Конечно, Жукова избрали, и в 
середине марта мы примерно на неделю слетали в Москву, Г. К. Жуков 
присутствовал на сессии Верховного Совета. Когда я достал газету с материалами 
сессии, то ахнул - случилось как-то так, что в первом ряду в зале заседаний 
сидели военные делегаты Г. К. Жуков, маршал П. С. Рыбалко, а между ними 
Абакумов. Была ли это случайность или злой умысел, никто из близко знавших 
Жукова понять не мог. Меньше всех я. 

О маршале начали распространяться самые различные слухи, обычно передававшиеся 
шепотом. Говорили, и очень настойчиво, что Георгий Константинович поссорился с