|
оказался лебединой песней прежних межсоюзнических отношений, хотя мы прилагали
отчаянные усилия не только сохранить, но и укрепить и развить их.
А. Б.: Я видел попытки Жукова действовать в этом направлении даже в мелочах. В
здании Контрольного совета кормили по очереди всех, имевших к нему отношение, -
месяц американцы, затем англичане, французы и мы. Когда наступала наша очередь,
количество питавшихся удваивалось. "Это объяснялось широким русским
гостеприимством, хорошо зарекомендовавшей себя русской кухней и, разумеется,
знаменитой русской икрой и водкой", -восторгается в мемуарах Г. К. Жуков.
Конечно, не тощие бутерброды, предлагавшиеся в американский месяц.
Идеализм высшей пробы отмечал работу маршала Жукова как в отношении союзников,
так и местного населения. Идеализм, отвечавший сущности нашего государства в
его представлении. Читайте, например, на странице 360 третьего тома
"Воспоминаний и размышлений": "По просьбе Коммунистической партии и лично В.
Ульбрихта Советское правительство установило для берлинцев повышенные нормы
продовольствия".
Н. Я.: Эти гуманные меры, несомненно, отвечали уму и сердцу Георгия
Константиновича. Профессиональный военный, привыкший к стремительным решениям,
маршал, видимо, стремился двинуть демократизацию Германии гигантскими шагами.
Он рвался творить добро. Но маршал оказался в центре клубка резких противоречий
как межгосударственных (игнорирование главкомами западных держав парада 7
сентября хоть и пустяковый, но тревожный сигнал), так и наших внутренних.
Недавно опубликованные документы наших самых секретных архивов пролили свет на
положение военного Жукова в системе партийного сталинского государства. Ему не
было суждено стать в Восточной Германии тем, кем стали американские военные
лидеры в Западной Германии и особенно в Японии (Макартур). За этим внимательно
приглядывали советские спецслужбы, и только склока между ними - МВД (Серов) и
МГБ (Абакумов) - позволила измерить глубину недоброжелательства к маршалу там,
где таилась подлинная власть, - в карательных и партийных структурах.
"В Германии ко мне обратился из ЦК компартии Ульбрихт, - докладывал Серов
Сталину, - и рассказал, что в трех районах Берлина англичане и американцы
назначили районных судей из немцев, которые выявляют и арестовывают
функционеров ЦК Компартии Германии, поэтому там невозможно организовать
партийную работу. В конце беседы попросил помощь ЦК в этом деле. Я дал указание
негласно посадить трех судей в лагерь.
Когда англичане и американцы узнали о пропаже трех судей в их секторах Берлина,
то на Контрольном совете сделали заявление с просьбой расследовать, кто
арестовал судей.
Жуков позвонил мне и в резкой форме потребовал их освобождения. Я не считал
нужным их освобождать и ответил ему, что мы их не арестовывали. Он возмущался и
всем говорил, что Серов неправильно работает. Затем Межсоюзная комиссия
расследовала, не подтвердила факта, что судьи арестованы нами. ЦК компартии
развернул свою работу в этих районах... Абакумов начал мне говорить, что он
установил точно, что немецкие судьи мной арестованы, и знает, где они
содержатся. Я подтвердил это, так как перед чекистом не считал нужным скрывать.
Тогда Абакумов спросил меня, а почему я скрыл это от Жукова. Я ответил, что не
все нужно Жукову говорить. Абакумов было попытался прочесть мне лекцию, что
"Жукову надо все рассказывать", что "Жуков первый заместитель Верховного" и т.
д. Я оборвал его вопросом, почему он так усердно выслуживается перед Жуковым.
На это мне Абакумов заявил, что он Жукову рассказал об аресте судей и что мне
будет неприятность. Я за это Абакумова обозвал дураком, и мы разошлись. А
сейчас позволительно спросить Абакумова, чем вызвано такое желание выслужиться
перед Жуковым".
Серов со слезой и дрожью пера заклинал вождя: "Сейчас для того, чтобы очернить
меня, Абакумов всеми силами старается приплести меня к Жукову. Я этих стараний
не боюсь, так как, кроме Абакумова, есть ЦК, который может объективно
разобраться. Однако Абакумов о себе молчит, как он расхваливал Жукова и
выслуживался перед ним как мальчик. Приведу факты, товарищ Сталин. Когда немцы
подошли к Ленинграду и там создалось тяжелое положение, то ведь не кто иной,
как всезнающий Абакумов, распространял слухи, что "Жданов в Ленинграде
растерялся, боится там оставаться, что Ворошилов не сумел организовать оборону,
а вот приехал Жуков и все дело повернул, теперь Ленинград не сдадут". Теперь
Абакумов, несомненно, откажется от своих слов, но я ему сумею напомнить" и т. д.
Откуда такой накал злобы у Серова к Абакумову, попытки забить его до смерти
увесистыми политическими обвинениями, главное из которых - мнимая связь с
Жуковым? Частично, наверное, потому, что Серов платил той же монетой Абакумову,
а главное - Серов стремился вывернуться из неприглядного положения. Докладная
Сталину ушла в самом начале февраля 1948 года и посвящалась делам минувшим по
той причине, что абакумовское МГБ, в ведение которого была передана оперативная
работа в Германии, первым делом кинулось разбираться с соперниками - органами
МВД, трудившимися под руководством Серова в Германии. Обращение Серова к
Сталину последовало буквально по пятам за представлением Абакумова Сталину
|
|