Эти считанные недели запомнились мне по бесконечным переездам вслед за Красной 
Армией, нещадно гнавшей немцев. Вскоре после овладения Варшавой штаб фронта 
переместился в городок Кутно. Для Жукова подобрали домик на окраине, который 
оставили немецкие хозяева. Саперы тщательно проверили его на предмет 
замаскированных мин. 

Суетился, создавал невероятную сумятицу и нервозность низкорослый 
генерал-полковник И. А. Серов, новый подарочек от НКВД, появившийся около 
Жукова примерно в это время. Бедов ликовал, всем видом показывал - нашего полку 
прибыло. Эти оба как будто сошли с одной колодки, те же повадки, та же пугающая,
 лживая любезность и предупредительность. Малопривлекательный Серов с фальшивой 
улыбкой, скорее ухмылкой, формально ведал на нашем 1-м Белорусском 
контрразведкой. Каждый понимал - дело нужное и важное, мы находились в чужой и 
чуждой стране. Только Серов больше занимался не официально порученным ему делом,
 а шнырял по штабу, проявляя липкий интерес к маршалу и нам, близкой к Жукову 
"группе обслуживания". Серов кое-как водил машину и на этом основании с 
невинным видом затевал с нами, водителями, "профессиональные" разговоры, 
которые выливались в омерзительные расспросы, что и где сказал Георгий 
Константинович, куда пошел, как реагировал на то или другое, радовался (чему?) 
или хмурился (почему?) и так далее. Губы его кривились в подобии улыбки, но 
неподвижные змеиные глаза выдавали профессию убийцы. Откровенно говоря, было 
порядком жаль Г. К. Жукова, которому приходилось терпеть около себя этого так 
называемого генерала. Мы-то за войну привыкли уважать генеральские погоны на 
плечах боевых военачальников, а этот с повадками мелкого стукача позорил 
высокое воинское звание. 

Мы, "группа обслуживания" маршала, понимали, что в Кутно не задержимся фронт 
стремительно катился на запад, и даже не просили тыловиков подобрать нам 
помещение под жилье. Помимо прочего, не хотели обременять их хлопотами поляков 
наша армия не тревожила, из домов не выселяла. Что касается немецкой 
недвижимости, то куда работникам нашего тыла состязаться по быстроте с теми же 
поляками, они моментально захватывали пустующие помещения. За неделю с 
небольшим нашего пребывания в Кутно я ночевал в "мерседесе". 

Следующая остановка на пути в Берлин - город Гнезно. 

Тут мы подзадержались. Проученные "решением" квартирного вопроса в Кутно, мы, 
опередив поляков, заняли первый же пустой домик поблизости от дома, отведенного 
Г. К. Жукову. Немецкие хозяева дали тягу, оставив все имущество, включая посуду.
 Это позволило отпраздновать с друзьями широко по фронтовым условиям мой день 
рождения 2 февраля 1945 года. В брошенном складе ребята нашли деревянный 
бочонок со спиртом, флягу искусственного меда. Собрали кой-какие консервы из 
пайка и трофейные. Все пустили в дело. 

Баталов оказался на высоте, состряпав вкусный обед, который я запивал трофейным 
эрзац-кофе. Напиток отвратительного вкуса, но что делать - за трезвость 
приходилось платить. Мои товарищи наслаждались подкрашенным чаем спиртом. Они 
налили его в чайник и торжественно распивали из сервиза. В разгар веселья в 
дверь просунулся лисий нос, возник собственной персоной Бедов. Развеселившиеся 
ребята предложили дяде побаловаться "чайком", налив полную чашку. Эмгэбэшник 
счел ниже своего сиволапого чекистского достоинства распивать чаи с грубыми 
шоферюгами. Дал маху бдительный из бдительных! Отведав "чаек", он бы получил 
возможность результативно поработать, затеять громкое дело о "пьянстве". Думаю, 
что и Серов в стороне не остался, очень он был похож по повадкам на Бедова. 
Когда за чекистом закрылась дверь, мы чуть не лопнули от смеха. Исполнилось мне 
в тот день 28 лет. Как давно это было! 

В Гнезно немцы оставили на станции массу эшелонов. Мы с водителем генерала 
Малинина съездили туда и на складе СС набрали тюк форменной одежды эсэсовцев. 
Приехали к себе и раздали ребятам. Добротные черные мундиры пригодились как 
просторные спецовки лазать под машинами. Пошитые на упитанных палачей, они 
легко надевались поверх наших суконных гимнастерок и брюк, а черный цвет был 
именно то, что нам требовалось. Масло и грязь не так были видны. 

Н. Я.: А как складывались отношения с местным населением? Вас, наверное, 
приветствовали как освободителей? 

А. Б.: Конечно, приветствовали, когда население получало из рук Красной Армии 
немецкое имущество. Впрочем, часто не дожидалось, пока дадут, а хватало все, 
что плохо лежало. На той же станции Гнезно мы добыли эсэсовские мундиры только 
потому, что склад находился под крепкой охраной наших войск. А вокруг слонялись 
самые подозрительные фигуры с алчным блеском в глазах. Удивляло и обилие 
мужской молодежи призывного возраста, пересиживавшей войну. Пусть Иван воюет. 

Поражало и то, что мы почти не видели читающих поляков ("Что они, враги слова 
печатного?" - как-то недоуменно вырвалось у Георгия Константиновича), да и книг 
нам почти не попадалось ни в пустых немецких домах, ни в жилищах местных 
жителей. Мы пришли в обывательскую Европу носителями высшей культуры, в которой 
превыше всего ценились знания. В Польше, насколько мы могли судить, молились