ГОНе сейчас есть комната истории гаража. На стенах фото водителей, моего нет. 
Не удостоился, значит. Что делать, водитель Жукова - белая ворона среди тех, 
кто возил партийных бонз, как был сам маршал среди вождей. 

Н. Я.: А вы не спрашивали, почему нет вашей фотографии? 

А. Б.: Зачем? Если нужно, ключи к любому подберут и дадут любое объяснение. За 
этим у нас дело не станет. 

Н. Я.: Ладно, оставим это. Александр Николаевич, вы были с Жуковым под 
Сталинградом? 

А. Б.: Георгий Константинович нас, московских водителей, туда не брал. Это не 
значит, что мы были без дела. На протяжении почти трех месяцев - с конца 
августа до второй половины ноября 1942 года - он фактически делил время между 
Сталинградом и работой в Москве. Каждую неделю, а то раз и два в неделю Жуков 
прилетал и улетал из Москвы. Маршрут в городе у него был один и тот же 
Центральный аэродром, Генштаб, Кремль и обратно. Где-то между этими, скажем, 
пунктами назначения вклинивалась квартира, в которой он отдыхал несколько часов.
 Очень редко дача. После победы под Москвой правительство подарило ему 
пожизненно дачу в Сосновке. У меня впечатление, что в основном он отсыпался в 
полетах в самолете. 

Вылетал и прилетал первый заместитель Верховного Главнокомандующего без всякой 
помпы, провожающих и встречающих. Мы подъезжали прямо на летное поле. Летчики 
истребителей сопровождения - 4-6 человек в зависимости от числа самолетов - 
затаптывали окурки и бежали к машинам или уже ждали нас в кабинах. Рев моторов 
- и истребители парами шли на взлет, кружились над аэродромом. Жуков с 
офицерами не мешкая поднимался по лесенке в Ли-2, и тут же военно-транспортный 
самолет взлетал - моторы прогревали заранее. В воздухе происходило построение: 
Ли-2 окружали сзади, спереди и выше пары истребителей, и кортеж направлялся к 
югу. Постепенно картина эта начала меняться. Жуков нередко улетал и прилетал 
без сопровождающих истребителей. 

В середине ноября регулярным полетам на юг внезапно пришел конец. Возобновилась 
нормальная, если можно так говорить во время войны, московская жизнь. Однако 
ненадолго - привычная команда "подготовить и заправить машины". Серым 
ноябрьским деньком наш кортеж - "хорьх" и две машины сопровождения поехал по 
Ленинградскому шоссе. Жуков коротко сказал: "К Пуркаеву"; Бедов мне 
значительно: "К командующему Калининским фронтом". Предстояло отмахать от 
Москвы километров 250. 

Георгий Константинович сидел молча, я боковым зрением с удивлением заметил, что 
он как будто улыбается. Своим мыслям. Неожиданно уже поздним вечером он сказал: 
"Включи!" Я ткнул клавишу радиоприемника на приборной панели. Шла какая-то 
передача, вслед за ней диктор торжественно объявил: советские войска под 
Сталинградом перешли в наступление. Жуков никак не комментировал сообщение. Мы 
в машине, адъютант, Бедов и я, конечно, не осмелились спросить. В эту поездку 
Жуков взял еще генерала, командующего авиацией дальнего действия Голованова. Мы 
ехали как обычно быстро по дороге, покрытой льдом. Вдруг Голованов подал голос: 
"Потише!" Георгий Константинович, не поворачиваясь: "Не лезь. Он знает, как 
ехать". Генерал, по-моему, испуганно затих. 

В последующие дни передавались все новые сообщения об успехах Красной Армии, 
окружившей крупную группировку немецко-фашистских войск у Сталинграда и 
начавшей гнать немцев на Кавказе. Вести о победах с юга воодушевляли и радовали 
безмерно. Как-то стало легче дышать, тяжелый кошмар, окутавший страну с лета, 
поблек. Нам, группе обеспечения Г. К. Жукова, времени радоваться почти не 
оставалось, он задал неслыханный темп работы. Ездил сам, поручал отвезти и 
привезти тех или иных офицеров и генералов. Пробыв несколько дней "у Пуркаева" 
- в Москву, из Москвы - "к Коневу", в штаб сопредельного с Калининским 
Западного фронта. Было ясно, что готовилась новая крупная операция. 

В десятых числах декабря раскатисто ударили орудия, начали там, где 
остановились в августе. Снова Ржев, Сычевка. Снова чудовищный грохот фронта: 
била наша артиллерия, но и немцы отстреливались очень серьезно. Сколько ни 
пытались срезать пресловутый "ржевский выступ", буквально навязший в зубах всем 
на этих фронтах, много сделать не удалось. Калининский фронт все же немного 
продвинулся, а коневский застрял. Жуков выехал туда из Москвы разбираться. 
Конева на фронте не любили. И за дело. Помнили прошлогодний разгром Западного 
фронта. Знали, что он хам, не бережет людей. Окопные командиры знали, что Конев 
вышел из самой дурной породы комиссаров - бездумный погоняла, не считавшийся ни 
с чем ради своего возвышения. Еще не доехали до командного пункта фронта, как 
горькая истина открылась. Навстречу нам шли и шли колонны с ранеными, их везли 
на грузовиках, редко санитарных машинах, санях. Кто как мог. Тянулись вереницей 
легкораненые. Опять загубили массу народа в злых боях. Опять все то же утешение 
- немцы не смогли снять с этого участка войска для переброски на юг. Пусть 
будет так. 

Н. Я.: Так не будет. Время постепенно все расставляет по местам, дает