|
Александру Фролову некуда было посылать фотографию. В родном Городище у Волги
хозяйничали гитлеровцы.
- Вот мы освободим мою родину, приезжайте в гости, товарищ командующий!
- Непременно, товарищ Фролов. За немногим дело - надо только разбить немцев.
В освобожденном Городище в январе 1943 года я действительно встретил снайпера
Фролова. И Максим Пассар был с нами. Он лежал под мерзлыми комьями земли,
захороненный руками боевого товарища. В последнюю свою атаку Максим шел, как
всегда, неистово. Треух развевался на бегу. Полушубок нараспашку. Гимнастерка
расстегнута, обнаженная грудь подставлена навстречу обжигающему ветру. Таким я
хотел бы видеть памятник этому замечательному солдату. (К 25-летию
Сталинградской битвы в Городище был открыт монумент в честь Пассара и других
воинов, погибших при штурме находившегося здесь вражеского опорного пункта.)
Под вечер "виллис" доставил нас с Меркуловым к Дону. Днем на плацдарм не
перебраться, убьют ни за грош. У причалов возились понтонеры и саперы,
покачивался на мелкой волне паром. Быстро приготовили резиновую лодку. До
середины реки доплыли благополучно, но вдруг над головами провизжало несколько
снарядов. Один разорвался метрах в пятидесяти, плеснув в пашу скорлупку добрую
порцию воды.
- Заметили, - пробасил усатый понтонер. Противник вел огонь батареей из четырех
орудий. Лодка прыгала на волнах, как во время шторма.
- Оставил завещание? - спросил я комдива.
- Дела плохи... Погибнешь - и добрым словом не помянут. Дурак, скажут,
командарма потопил!
Лодка уже вошла в старое русло, скрытое от наблюдения противника.
Клетский плацдарм держали части 304-й и 27-й гвардейской дивизий. Они глубоко
зарылись в землю. Передний край протянулся по низине, заросшей редкими кустами
вербы. Впереди, подобно крепостям, возвышались занятые противником высоты. В
свете ракет поблескивали их крутые меловые скаты. Слева угрожающе навис над
нашими позициями крупный узел сопротивления Логовский, в центре и чуть правее -
высота 135,0 и Мало-Клетский. За ними, в глубине вражеской обороны, в
направлении к Ореховскому, опять шли сильно укрепленные высоты. Противник
готовил этот рубеж в течение полутора месяцев. Плацдарм наш был невелик - до
пяти километров глубиной и примерно столько же по фронту. Этот "пятачок" во
всех направлениях простреливался неприятельским огнем.
Всю ночь мы с С. П. Меркуловым, а затем и с командиром 27-й гвардейской дивизии
полковником В. С. Глебовым лазили по траншеям. С чувством невольной радости я
думал, что 304-ю дивизию вполне можно поставить рядом с прославленным
гвардейским соединением.
К утру первое знакомство с плацдармом закончилось. Каждая позиция подсказывает
решение. Клетский плацдарм говорил об одном: здесь успех возможен лишь при
безусловной тактической внезапности. Требовалось большое искусство, чтобы
подготовить эту лежащую на глазах у противника площадь к скрытному размещению и
сосредоточению ударной группы войск. Наши люди справились с этим. В течение
месяца на плацдарме кипела горячая работа. Копали ночи напролет, к утру - все
замаскировано, нигде не заметишь никаких признаков оживления. Противник ни разу
даже поиска не провел на этом направлении.
Знакомство с войсками приносило не только радости. Однажды вместе с Липисом мы
нагрянули на НП артиллеристов 24-й дивизии. Начальник дивизионной артиллерии
полковник Ёлкин отрапортовал весьма браво. Последовал приказ: открыть огонь 3-й
батареей по высоте в полосе обороны противника. Полковник засуетился. Ждем. Нет
огня!
Ёлкин докладывает, что командир батареи куда-то отлучился. Пришлось строго
сказать:
- Бой не ждет командира. Наоборот, командир должен ждать боя. Дать огонь!
Батарея заработала с недопустимым опозданием. Разрывы легли в стороне от
указанной цели: командир перепутал ориентиры. Бедный Ёлкин! С него слетела вся
самоуверенность. Признал, что засиделись в обороне.
- Простите, товарищ командующий...
- Мне-то простить не трудно, да ведь пехота не простит, а она здесь главный
судья.
Из этого случая были сделаны выводы. Штабные офицеры во главе с боевыми
|
|