подходил к Перекопскому заливу. В тылу противника - под Чаплинкой, у берега 
Сиваша и в районе "Червоного чабана" - было светло, как днем. Там полыхало 
зарево. Разведчики доложили, что немцы жгут костры, жгут дома и стога сена. 
"Боятся охвата, - говорил Лисовой, с тайной надеждой поглядывая на комдива. - 
Эх, нагнать бы у них там сейчас панику!.." Черняев проворчал, что был бы 
"лишний полк", то нагнал бы, и с досады прикрикнул на капитана: 

- Не ершись со своим разведбатом. Чем я завтра буду дыры затыкать? 

Я уже писал, что отличительной чертой в характере П. В. Черняева как командира 
соединения была активность. Ему претило ждать, что навяжет противник. Однако 
всякая сила имеет свой предел. Батальоны так называемого предполья перестали 
существовать. В ночь на 25 сентября в деревню Перекоп прорвались оставшиеся в 
живых люди - не более роты с одним 45-миллиметровым орудием. Снять батальон и 
батарею с Литовского полуострова? Он на это не имел права. После истории с 
Сальково командарм приказал "иметь гарнизон Литовского полуострова не менее 
двух стрелковых батальонов". Приказ остался на бумаге: где же взять "лишний" 
батальон, если на всем Перекопском валу их было всего пять? В таких условиях 
комдив не мог оставить на полуострове большое прикрытие. А сам командарм был 
далеко - в Симферополе, связь Перекопа с его КП была с утра нарушена, удалось 
восстановить на полчаса (с 17.00), и снова она вышла из строя под бомбежками. 
Конечно, при таких обстоятельствах командующему было трудно влиять на течение 
боя. Для того чтобы влиять, нужно, знаете, видеть поле боя. Очевидно, 
пассивность командования вызывала раздражение и в Ставке. После доклада 
Дубинина по прямому проводу о первом дне боев на Перекопе последовал ответ 
Генштаба: "Вы докладываете, что противник делает, а нас главным образом 
интересует, что наши войска делают с этим противником. Ясно ли?.." 

Разумеется, активность военного мышления отличала не только командиров и 
политработников, руководивших обороной Перекопа. Просто я говорю о них больше, 
нежели о других, потому что жил и сражался вместе, побратался с ними кровью, и 
эта 156-я дивизия, как говорится, легла на сердце. Большинство командиров и 
политработников Крыма с тревогой следили, как развертывается борьба с врагом, и 
старались в меру сил и прав, я бы сказал, подталкивать командование армии. Три 
кавалерийские дивизии были объединены в резервную "конную группу" под 
командованием генерала Дмитрия Ивановича Аверкина, очень способного и знающего 
военачальника. Командование этой группой войск внесло в Военный совет армии 
предложение использовать конницу для действий по тылам противника, наступающего 
севернее Перекопа и Сиваша. Генерал М. Т. Лобов, бывший тогда начальником штаба 
кавгруппы, писал мне в 1964 году: "План намечался следующий: артиллерия и 
пехота обеспечивают выход конной группы на Армянск, Перекоп в направлении 
Аскания-Нова, Мелитополь, облегчает отход 9-й армии, уничтожая тылы и 
подходящие резервы противника. Выход необходимо прикрыть с воздуха до прорыва 
за Перекоп". Мне известно, что к конникам приезжал А. С. Николаев, собирал 
совещание командиров и комиссаров дивизий, даже одобрил их план, оговорившись, 
однако, что при неудачном исходе командование Крыма останется без резервов. 

Не вдаюсь в обсуждение существа самого плана, важно отметить, что коллектив 
командиров и комиссаров в эти тяжелые времена страстно искал, "что ему делать с 
противником", не желая мириться с мыслью ждать, "что противник сделает с нами". 
(Судьба конной группы печальна. Ее продержали про запас в самые решающие дни 
боев. А потом растащили по частям, затыкая дыры в обороне Ишуньских позиций. 
Фактически генерал Аверкин не получил ни разу возможности ввести свои войска в 
бой. Впоследствии он сражался в партизанских отрядах Крыма и погиб смертью 
храбрых.) 

25 сентября, во второй день боев на Перекопских позициях, 156-я дивизия снова 
боролась в одиночку. Связь с командным пунктом армии прервалась с самого утра. 
Ее восстановили лишь вечером. С рассветом начались авиационные налеты 
противника и уже не прекращались весь день. Немецкие летчики бомбили с 
пикирования, стараясь уничтожить на Перекопском валу наши дзоты и доты. Под 
ударами с воздуха - все позиции орудий и минометов. Куда ни взглянешь, везде 
стоит непроницаемая стена пыли от взрывов. Полуэктов - у него осколками и 
камешками была изрешечена фуражка - напряженно вглядывался туда, где стояли 
гаубицы 498-го полка. Три девятки "юнкерсов" долбили батареи. "Ну, ничего не 
останется!.." Однако, когда немцы атаковали батальон капитана Николая 
Федоровича Евдокимова у противотанкового рва, их встретил организованный огонь 
наших артиллеристов. Орудийные расчеты были живы. 

За этот день противник совершил до тысячи самолето-вылетов. Можно сказать, что 
его авиация прокладывала путь своей пехоте. У нашей авиации было 97 
самолето-вылетов. Мы видели, как четыре наших самолета СБ нанесли удар по 
немецкой пехоте и батарее полевой артиллерии в районе "Червоного чабана". Тут 
же, над целью, их атаковали 15 "мессершмиттов". Все четыре были сбиты - они 
действовали без прикрытия истребителей. 

Справа на прежних своих позициях с великолепной стойкостью сражался полк А. X. 
Юхимчука. На Сивашскую дамбу немцы больше не лезли. Они предприняли атаку по 
центру. За дымом и пылью можно было разглядеть боевые порядки войск противника. 
Они двигались от Перво-Константиновки к совхозу "Ингиз" ("Исходное"). Вот на