Вот вы жмуритесь от солнца на капитанском мостике. На громадном ярком снежном 
покрове полярных льдов ваш взгляд ловит далекое черное пятно: это выполз 
погреться на солнце тюлень. Кругом, куда ни взглянешь, беспредельный ледяной 
простор, на котором раскинуты тут и там, возвышаясь причудливыми очертаниями, 
ледяные горы всевозможных форм. Прекрасна и незабываема ледяная пустыня, где 
яркая белизна снега сливается с изумрудным цветом льда.

Тишина, белое безмолвие пустыни. Лишь изредка тишь нарушается гулким шорохом. 
Тяжело и грузно шагает белый медведь. Он шагает по-хозяйски, уверенно. Его не 
пугает даже неожиданное во льдах громадное сооружение – ледокол. Медведь, не 
стесняясь, не робея, медленными важными шагами подходит к самому борту. 
Останавливается, обнюхивает воздух. И вдруг отшатнулся: густая полоса дыма из 
трубы попала ему в нос. Этого он не ожидал. Поспешно, совсем несолидно, медведь 
пятится и бежит в панике; вот он мелькает в торосах ледяного поля, и его белая 
шкура сливается с покровом вечного льда.

Вот снова где-то далеко, очень далеко, на линии горизонта появилось черное 
пятно, маленькое, но отчетливое. Берешь бинокль, всматриваешься и ясно видишь: 
из проруби высунулся тюлень. Он осторожно осматривается: не притаился ли в этих 
белых льдах его вечный враг – медведь, который умеет неслышно подкрадываться к 
цели на своих широких мягких лапах? Долго и внимательно смотрит тюлень и, 
только убедившись, что он один, что никто ему не угрожает, подымается из 
проруби, ложится на лед и неуклюже нежится на солнце, хлопая себя по бокам 
ластами.

Лед медленно расходится. Появляются большие продольные и поперечные трещины. 
Обнажается вода. Стаи чаек носятся над трещиной, машут белыми крыльями, ниже и 
ниже кружат над водою. Вдруг вода зарябила. Сверкнула над водою рыбка. Она едва 
глотнула воздух – и короток был этот глоток. Стремглав налетает на нее чайка. 
Птица снижается быстро и уверенно, точно планер.

Но что это? Только сейчас было солнце и вдруг исчезло. Страшный полярный туман 
навис плотным глухим покровом. Перед глазами сплошная, непроницаемая мрачная 
пелена. Тишина нарушена, все злее и упорнее свистит ветер.

Снег. Он падает вначале мокрой пылью, затем хлопьями, и вдруг, словно вверху 
случился обвал, понеслась снежная лавина. Кругом все кипит: мы в пурге.

Горе тому, кто застигнут пургою на льду. Снег залепляет глаза, плотной мокрой 
ватой закрывает уши, проникает во все складки одежды. Снег – как песчаный самум 
в пустыне. Вы хотите итти, бежать, но от него не спастись, он мчится за вами, 
настигает. Вы ничего не видите кругом. Да и что можно видеть в этой неистовой 
пляске снега?! Упорно скрипит под напором ветра лед. Льдины ломаются, встают 
стеной…

Малыгинская экспедиция подготовилась чрезвычайно быстро. Уже через семь дней 
после приказа о подготовке к плаванию «Малыгин» вышел из Архангельска. Спешка 
была необходима: мы хорошо знали о тяжелом положении команды потерпевшего 
крушение дирижабля «Италия». Дорог был каждый час.

Летчик и бортмеханики потратили много труда и времени, пока погрузили «Ю-13» на 
борт судна.

Машину в разобранном виде установили на корме «Малыгина», где для этого 
устроили специальную, очень прочную площадку.

Чтобы погрузить и выгрузить самолет, были приготовлены большие бревенчатые 
сходни. Огромными крючками сходни прикрепляли к борту ледокола и с помощью 
стрелы спускали на пристань. На сходни настлали доски. Таким образом получился 
помост с борта ледокола. По нему спускали фюзеляж – корпус самолета, а затем 
плоскости – крылья.

Впоследствии то же самое мы проделывали на льду. В разобранном виде самолет 
спускали на лед и там собирали. Затем, после полетов, его нужно было снова 
разбирать и втаскивать на борт. Вся эта процедура требовала исключительной 
осторожности и вначале отнимала много времени.

Из Архангельска «Малыгин» направился в Мурманск. Он грузился углем в порту 
Александровске, в сорока милях от Мурманска. Я прибыл туда на катере. 
Совершенно естественно, что главное внимание команды, добровольцев-охотников и 
журналистов было сосредоточено на самолете.

Сейчас же по выходе в море началась противная бортовая качка. Правда, сила 
ветра не превышала пяти баллов, и капитан Чертков утверждал, что нас совсем не 
качает. Но мы, пилоты, не привыкли к морской качке и чувствовали себя неважно. 
Члены летной группы по очереди дежурили у самолета, так как ветер мог сорвать 
его с места в любую минуту. Для большей безопасности самолет опутали сетью 
веревок и узлов и прочно прикрепили к ледоколу.