- Ранен. Продолжаю вести бой в окружении, - услышал он далекий голос майора 
Онищука. - Мои координаты: поляна в лесу, западнее дома лесника пятьсот метров. 

- Онищук, я двадцать первый, ждите помощи! - крикнул комдив. 
Но ответа не последовало, радиосвязь прервалась. 
- Ну, кажется, и нам пора! Заводи!.. - скомандовал Черняховский водителю. 
С четырьмя танками Черняховский бросился в атаку. Навстречу им шел еще один 
танк. 
Оказалось, что это БТ-7 командира 3-го батальона 55-го танкового полка. 
- Вы куда спешите, товарищ комбат? - приподняв крышку люка, спросил 
Черняховский. 
- За боеприпасами, товарищ полковник. Иван Данилович осмотрел машину комбата. В 

ней оказалось тридцать пять снарядов. Черняховский нахмурил брови. Комбат 
молчал. 
- Немедленно в бой! - приказал комдив. - Под огнем искупите свою вину. 
В разгар ожесточенных схваток во вражеском окружении снаряд угодил в правый 
борт 
машины майора Онищука и вывел из строя ходовую часть. Тяжело раненный, Онищук 
потерял сознание. Очнувшись, он приказал: 
- Экипаж, слушай мою команду, всем покинуть машину! 
- Мы вас не оставим! - сказал механик-водитель комсомолец Карпенко, и члены 
экипажа поддержали его. 
Тем временем пять темно-синих гитлеровских танков с крестами на броне стали 
окружать 
подбитый советский танк, одиноко стоявший на поляне. Он не подавал признаков 
жизни, 
и гитлеровцы шли к нему все смелее. Подпустив гитлеровцев на двести метров, 
танк 
Онищука внезапно открыл огонь. Он выпустил последние четыре снаряда. Два 
вражеских 
танка остались догорать среди ржи. Но другие три подошли почти вплотную. Немцы, 

видимо, убедились, что снарядов у советских танкистов больше нет. [66] 
Вот уже слышен стук кованых сапог, по броне, гулкие удары по башне, отрывистая 
немецкая речь: 
- Руссиш, руссиш, сдавайсь! 
В ответ послышалось пение. Фашисты подожгли советский танк. 
- Ну как? Сдаются русские? - спросили своих по радио из немецкого штаба. 
- Нет, - последовал ответ, - они поют "Интернационал"... 
Дым заполнил боевое отделение. Все тяжелее дышать. Вот они, последние минуты 
жизни... 
Четыре танка под командой Черняховского на большой скорости спешили к дому 
лесника. Иван Данилович по радио вызывал Онищука. 
- Не отвечает! - доложил радист. 
Но вот и дом лесника, поляна, в измятой гусеницами ржи - неподвижный, черный от 

копоти танк. 
Наши машины остановились на краю поляны. Иван Данилович обратился к танкистам 
пятьдесят пятого: 
- Здесь погиб ваш командир. Отомстим за него! 
Танкисты 55-го полка за своим комдивом бросились в атаку и метким огнем разили 
гитлеровцев. Решительной контратакой противник был остановлен. 
Командиром 55-го танкового полка Черняховский назначил комиссара штаба дивизии 
капитана Г. К. Данченко. 
В это тревожное время Московское радио сообщило, что юго-западнее Шяуляя второй 

день идут бои с переменным успехом. Это были ожесточенные бои, в которых с 
обеих 
сторон принимали участие тысячи людей и сотни танков. Черняховцы стояли не на 
жизнь, а на смерть. Стонала земля, от дыма почернело небо, плавился металл... 
Напряжение боя порой достигало такого предела, за которым человек, казалось, 
лишался 
способности рассуждать, подавленный ревом и скрежетом металла, свистом бомб, 
грохотом снарядов. Бомбардировка и артиллерийский обстрел не прекращались в 
течение 
нескольких часов. Все вокруг было окутано пылью и дымом. Горели лес и поля. 
Солнце 
не пробивалось сквозь дым пожарищ. Черняховский на своем танке находился в этом 

кромешном аду и продолжал управлять подчиненными ему частями. 
Временами комдиву казалось, что силы дивизии на [67] пределе, еще немного - и 
может 
случиться непоправимое... 
За четыре часа боя 25 июня дивизия потеряла сорок восемь танков и много людей. 
А всего 
за этот день - восемьдесят четыре машины. Потери противника тоже были 
значительными. И все-таки натиск его не ослабевал. Черняховцы сражались в 
отрыве от 
23-й танковой дивизии. И в таких условиях они не только сдерживали, изматывали