обескровить 
наши войска на заранее подготовленных оборонительных рубежах и затем перейти в 
контрнаступление. Авантюра, конечно, но нам надо подумать и об этом. 
Черняховский подозвал Комарова к расстеленной на столе огромной карте: 
- Чтобы сокрушить оборону противника, артиллерист делает свои расчеты, авиатор 
- 
свои. Кто должен объединить и согласовать их усилия? Командующий со своим 
штабом. 
Или взять проблему борьбы с вражескими танками? В этом деле будут участвовать 
все 
войска, в том числе инженерные. Необходимо согласовать их действия, направить 
на 
решение единой задачи. Ведь если что-то не предусмотрено, наступление 
захлебнется, мы 
понесем потери. За все, Алеша, с нас спросят и современники и потомки, - в 
раздумье 
сказал Черняховский. - Историкам-то полегче. Возьмут точные данные о противнике,
 о 
наших войсках, сопоставят и не торопясь примутся рассуждать: "Причины поражения 

войск Черняховского заключаются в том-то и том-то". Разложат по полочкам все 
наши 
ошибки, подведут итоги. А мы решаем задачу со многими неизвестными... [201] 
- И все-таки надо бы вам отдохнуть, - стоял на своем Комаров. 
Не все порученцы могли позволить себе так говорить с командующим. Но у 
Черняховского с Комаровым сложились особые отношения. Еще в сорок первом году, 
когда они под вражеским огнем переправлялись через Западную Двину, Комаров спас 

Ивану Даниловичу жизнь. 
Наутро Черняховский собирался обсудить замысел предстоящей операции с 
командующими родами войск, заслушать их доклады и предложения, чтобы внести 
необходимые коррективы. Но заболел. Не успел выздороветь, как его и члена 
Военного 
совета генерала Макарова вызвали в Москву. 
По дороге в Москву Иван Данилович не мог сдержать волнения. Пытался отвлечься, 
отдохнуть, но мысли вновь в вновь обращались к докладу. 
И вот Москва, Генеральный штаб. Черняховский с Макаровым приехали 25 мая, но 
еще 
накануне в Ставке под председательством Верховного Главнокомандующего, с 
участием 
К. Г. Жукова, А. М. Василевского, и К. К. Рокоссовского началось обсуждение 
плана 
операции "Багратион". 
Василевский и Жуков приветливо встретили Черняховского. Подробно рассмотрели 
предложенный им план. 
Опытные военачальники прекрасно понимали, что происходит сейчас в душе 
Черняховского, и ободрили его. Иван Данилович мысленно поблагодарил их за такую 

нужную ему поддержку. 
План 3-го Белорусского фронта в принципе был одобрен. В тот же день 
Черняховского и 
Макарова пригласили в Ставку, в Кремль. 
За длинным столом в зале заседаний - члены Государственного Комитета Обороны, 
члены правительства. Многих из этих людей Черняховский знал раньше только по 
портретам. На какой-то момент его охватило волнение, но он сразу взял себя в 
руки, когда 
Верховный Главнокомандующий И. В. Сталин предоставил ему слово. 
Полнейшая тишина и внимание присутствующих помогли Черняховскому излагать свои 
соображения спокойно, свободно оперируя цифрами и фактами, не заглядывая в 
записную книжку. Когда он начал обосновывать необходимость нанесения двух 
мощных 
ударов, Сталин подошел [202] к карте с обозначенным на ней планом операции 3-го 

Белорусского фронта. 
- Что же вы нам докладываете о двух ударах, когда у вас на карте один? 
- В плане операции расчет приведен, исходя из имеющихся возможностей. Если 
фронт 
получит дополнительные силы и средства, сделаем перерасчет для второго 
направления. 
Сталин ничего не возразил на это. Иван Данилович уже готов был принять его 
молчание 
за согласие, как вдруг Верховный Главнокомандующий спросил: 
- Скажите, а как вы понимаете замысел операции "Багратион" в целом? 
- По единому замыслу, силами четырех фронтов наносятся мощные удары по 
вражеской 
группе армий "Центр". При этом 1-й Прибалтийский и 3-й Белорусский разрезают 
оборону противника в общем направлении на Каунас, охватывая борисовско-минскую 
группировку немецких войск своими соединениями левого крыла. 1-й Белорусский 
фронт 
развивает успех на Барановичи, охватывая минскую группировку врага с юга и юго-