землю; наша задача — добить фашистского зверя в его 
берлоге. Но мы не должны отвечать жестокостью на жестокость.
      — Товарищ командующий, я понял, — сказал солдат. — Не наказывайте меня, я 
не занимался ни грабежом, ни мародерством. Просто я хотел отомстить подлецам за 
своих родных, за нашу Родину, за все…
      — Выполняйте хорошо свои обязанности, — подвел я итог нашему разговору. — 
Так и будете мстить до тех пор, пока мы не разобьем фашистскую армию.
      Этот солдат достойно служил до конца войны.
      На новом КП мы опять вернулись к вопросу о выдвижении вперед аэродромов. 
Подвижные войска уходили все дальше от Познани, до переднего края было уже от 
100 до 125 километров.
      Противник располагал большим количеством хорошо подготовленных аэродромов 
и в первой декаде февраля резко повысил активность в воздухе, особенно на 
подступах к Одеру. На этом направлении ему даже удалось, правда временно, 
добиться превосходства. Гитлеровцы сделали ставку на авиацию еще и потому, что 
у них не было других средств для остановки наших войск, продвигавшихся к 
Берлину.
      Если обозреть с воздуха участок фронта от озера Бетше до Одера, можно 
увидеть большое количество лесов, рек, болот — словом, местность, совершенно 
неподходящая для создания аэродромов. А февральская погода, особенно в Западной 
Польше, была в том году чрезвычайно неустойчивой. То землю сковывали морозы и 
крутила вихри вьюга, то наступала оттепель и аэродромы прямотаки «плыли». По 
ним даже автомашины не могли проехать, не говоря уже о взлете самолетов. Нам 
нужно было двигаться вперед, потому что для активных действий у истребителей 
уже не хватало радиуса.
      Наши части рвались к Одеру, и гитлеровские самолеты буквально висели над 
ними. Берлинская противовоздушная оборона имела много истребителей, которые 
фашисты тоже бросили против наступающих советских войск. Приблизившись к логову 
врага, мы натолкнулись на сильную авиационную группировку, состоявшую из двух 
воздушных флотов, частей внутренних округов и училищ.
      В то же время свои полки мы никак не могли придвинуть ближе. Были у нас 
только три площадки, находившиеся в 3 — 5 километрах от переднего края: на 
правом фланге — у Морина и Кенигсбергамалого и на левом — у Решена. Полосы на 
них оказались с крепким грунтом, обеспечивающим взлеты и посадки. Но вся беда 
была в том, что эти пункты находились под обстрелом врага.
      И тут нам пригодился опыт сорок первого года. Тогда в районе Осташкове 
осенью все построенные нами грунтовые аэродромы размокли и мы садились на 
песчаные площадки и с них успешно работали. Оказалось, что мокрый песок хорошо 
уплотняется и вполне выдерживает взлетающие самолеты. Вот и здесь, в Германии, 
аэродромщики сделали полосы на песчаном грунте.
      В районе Ландсберга мы решили уложить металлическую полосу. Но для этого 
требовалось время. Надо было перевезти громадное количество плит общим весом 
2600 тонн.
      Мы решили использовать для засыпки летных полей битый кирпич и щебень. 
Предстояло срочно выполнить большую работу. От этого зависело, сможем ли мы 
надежно обеспечить войска, вышедшие за Одер, или они окажутся под ударами 
немецкой авиации.
      Командующий фронтом принял решительные меры, и развернулись широкие 
работы по строительству аэродромов. Было запланировано ввести в строй пять 
полос с металлическим покрытием и шесть — с кирпичным. На все это были выделены 
необходимые средства, транспорт, инженерные подразделения. Жуков обязал каждую 
общевойсковую армию построить по одной площадке с твердым покрытием для нас.
      Я уже говорил, что противник временно овладел инициативой в воздухе, 
потому что мы не имели аэродромов. Решил рискнуть: перебросить истребителей к 
самой линии фронта — в Морин, Кенигсбергмалый и Реппен, укрыть самолеты в 
капониры, личный состав в окопы и землянки, снабдить их мощными зенитными 
средствами.
      Гитлеровцы пытались не допустить нас на аэродромы Кенигсбергмалый и 
Морин, но истребители 3го корпуса отогнали их авиацию и завладели двумя 
полосами. В Реппен перебазировались летчики 13го корпуса Попытка противника 
блокировать наши передовые точки была также сорвана летчиками совместно с 
расчетами зенитной артиллерии. Ее здесь было уже много — счетверенные и 
спаренные пулеметные установки, пушки малого и среднего калибра. Под их 
прикрытием наши «яки» могли в любой обстановке взлетать и садиться.
      Когда сорвались попытки «задавить» аэродромы в Кенигсберге, Морине, 
Реппене с воздуха, противник стал обстреливать их тяжелей артиллерией. Для 
этого он подвез к реке Одер дальнобойные орудия. Но и это не дало ему желаемых 
результатов.
      Конечно, летному составу и специалистам обслуживающих подразделений было 
непривычно находиться под артиллерийским огнем. Но они быстро привыкли и 
работали так, как требовалось. Да, это были необычные действия для авиации, но 
при четкой организации и умелом управлении авиаторы успешно справлялись с 
поставленными задачами.
      В связи с постройкой новых площадок нужно было перебрасывать на них полки.
 А как поднять самолеты с раскисших полос? Иногда утром землю еще схватывал 
мороз, и если летное поле располагалось на более или менее высоком месте, то на 
рассвете хотя и с риском, но удавалось выпустить истребители. Правда, лед, 
вылетавший изпод колес, иногда пробивал плоскости, повреждал винты.
      С некоторых же аэродромов взлетать никак не удавалось. Особенно с одного, 
расположенного западнее Познан