ние 1944 г. 
следовало вести с Украины, с юга вдоль Вислы. Именно здесь местность, дороги и 
прочие условия благоприятствовали для наступления. И именно в этом районе немцы 
сосредоточили к лету все свои стратегические резервы. Поскольку, по мнению 
Гитлера, только дурак мог наступать через Белоруссию – леса, болота и дивизии 
группы армий «Центр» делали это направление абсолютно бесперспективным. Но если 
бы было можно прорвать в этом месте оборону группы армий «Центр», то за нею у 
немцев почти не было войск, а это давало возможность и уничтожить эту группу 
полностью, и быстро занять огромные территории, пока немцы не подтянут сюда с 
юга резервы. Сотни тысяч советских солдат спас бы этот план. Но как прорвать 
оборону немцев в Белоруссии?
 Таким образом, осуществление этого стратегического замысла стало полностью 
определяться осуществимостью оперативного – найдётся ли у Красной Армии 
полководец, который предложит план быстрого прорыва обороны немцев в 
Белоруссии? Поскольку в случае замедления прорыва немцы успели бы перебросить в 
Польшу и Белоруссию войска с юга.
 Такой план предложили Жуков и Василевский, и Сталин с ними согласился. Но 
Рокоссовский, командовавший фронтом, которому и надо было осуществить этот 
прорыв, предложил свой план, к тому же бросавший вызов военным канонам. Сталин 
заколебался. Жуков и Василевский выступили против плана Рокоссовского. Наступил 
момент, перед которым все трагедии Шекспира выглядят водевилями.
 Если Сталин ошибётся, то тогда в летней кампании 1944 г. сотни тысяч советских 
солдат и офицеров погибнут зря; если примет правильное решение, то у немцев 
наступит агония. Сталин медлил. Он дважды отправлял Рокоссовского в соседнюю 
комнату подумать и отказаться от своего плана. Но Рокоссовский стоял на своём. 
И Сталин принял его план, несмотря на то, что он «противоречил» военной науке, 
несмотря на то, что против выступал Генштаб и Жуков. Это мало кто понимает, но 
это и есть подвиг – то, на что решаются очень немногие. Реализация плана 
Рокоссовского показала, что это действительно план победы. В ходе операции 
опробывался и план Жукова с Генштабом. Опыт подтвердил – их план вёл к 
поражению.
 А теперь оцените Рокоссовского. Один против всех! Против авторитетов, против 
начальников. А стоило ему согласиться – и никакой ответственности, что бы ни 
произошло. Победили – подставляй командующий фронтом грудь под награды. 
Потерпели поражение – а при чём тут Рокоссовский? Это же ведь не его план. 
Представьте, а если бы мы потерпели поражение не прорвав оборону или прорвав её 
слишком поздно? Ведь сколько смертей легло бы на совесть автора плана – 
Рокоссовского. Я уже не говорю о внешнем позоре – ведь Жуков бил бы себя в 
грудь и кричал: «Не послушали меня, великого полководца!» Уж точно не молчал бы.


 Герой демократии

 Вот подвиг Сталина и Рокоссовского мне понятен, и я хотел бы его повторить, 
хотя спаси Господь Россию от такой необходимости. А какие из жуковских подвигов 
повторять – я не знаю. Тем более, что в описании его апологетов они похожи на 
анекдоты.
 Вот его шофёр А. Н. Бучин рассказывает Н. Н. Яковлеву (поступившему в 1944 г. 
в МГИМО и ставшему там профессором истории), как Жуков опробовал построенный 
для него специальный поезд вылазкой в «двадцатых числах декабря» 1942 г. на 
Юго-Западный фронт, где заканчивалась Среднедонская операция (16—30 декабря), 
одна из операций Сталинградской битвы.

 «Машины сгрузили, и на безотказном «хорьхе» мы колесили несколько дней по 
зимним степным дорогам, где заблудиться ничего не стоило. Несколько раз 
находили верную дорогу только благодаря сказочной способности Г. К. Жукова 
ориентироваться…
 Какая-то мутная была поездка. По опустевшим дорогам, фронт ушёл вперёд, 
подолгу разыскивали нужные штабы и части. Снег милосердно покрыл шрамы войны, 
но не везде. Стояли сильные морозы, и трупы убитых и замёрзших красноармейцев и 
вражеских солдат иногда застывали в жутких позах».

 Обычно Бучин упоминает командующих, к которым Жуков заезжал в других поездках, 
а здесь ни малейшей информации даже о том, встречался ли Жуков хотя бы с 
командующим фронтом Н. Ф. Ватутиным. На дорогах видели колонны пленных 
итальянцев и трупы. Это всё о войне. Зато:

 «Предельно усталые мы возвращались в поезд, так и простоявший на станции Анна. 
В вагоне посапывал самовар. Отогревались, гоняя чай до седьмого пота. Приятное 
занятие прервало приглашение в салон-вагон. За столом Георгий Константинович и 
Лида Захарова. „Вот что, Александр Николаевич! – серьёзно сказал он. – Вы, 
говорят, поёте. Спой!“
 В эту поездку Бедов, по просьбе Жукова, нашёл разбитного паренька учить 
генерала армии играть на баяне. Я немного пел, подражая Лещенко. Напел, кажется,
 „У самовара я и моя Маша“. Жуков одобрил: „Хорошо поешь!“ Лида похлопала в 
маленькие ладошки, и с тем был отпущен отдыхать.
 На станции Анна единственный раз за всю войну Георгий Константинович 
распорядился делить „трофеи“. При разгроме итальянской армии где-то на складе 
захватили бочку рома и привезли к нашему поезду».

 Итак, 2—3 дня Жуков в тёплом «хорьхе» пытался догнать дале