|
польской части Белоруссии, свидетельствует хроника вхождения наших войск в эти
районы: «С утра 19 сентября из танковых батальонов 100-й и 2-й стрелковых
дивизий и бронероты разведбатальона 2-й дивизии была сформирована
моторизованная группа 16-го стрелкового корпуса под командованием комбрига
Розанова… В 11 часов 20 сентября ей была поставлена задача наступать на Гродно.
Продвигаясь к городу, мотогруппа у Скиделя столкнулась с польским отрядом
(около 200 человек), подавлявшим антипольское выступление местного населения. В
этом карательном рейде были убиты 17 местных жителей, из них 2 подростка 13 и
16 лет. Развернувшись, мотогруппа атаковала противника в Скиделе с обоих
флангов. Надеясь остановить танки, поляки подожгли мост, но советские танкисты
направили машины через огонь и успели проскочить по горящему мосту, рухнувшему
после прохода танков, на другой берег реки Скидель. Южнее плавающие танки
самостоятельно форсировали реку. Однако окруженный противник отчаянно
сопротивлялся в течение полутора часов и бой завершился лишь к 18 часам» [188].
Как видите, нехорошая Красная Армия не давала полякам убивать белорусских
детей, а по Гжибовскому это убийство подростков было отпором «германщине» и
«солидарностью меньшинств» с Польшей.
Это еще куда ни шло: по крайней мере это могло быть осмысленной брехней посла.
Дальше интереснее – посол Польши заговорил о «славянской солидарности». Сам
участвовал в том, чтобы Польша напала на славян-чехов, сам участвовал в том,
чтобы Польша ни в коем случае не заключила союза со славянами СССР. Ну кто,
кроме наглого идиота, мог после этого вспомнить о славянской солидарности?
Кроме того, Гжибовский мог вспомнить о битве при Грюнвальде, когда поляки и
русские вместе сражались с немцами, а он почему-то вспоминает о войне 1812 г.,
когда поляки вместе с французами жгли и грабили Смоленск и Москву. И вот ведь
грамотей – столько лет сидел послом в Москве и не знает, что в 1812 г. она была
просто большим городом России, а столицей России был Петербург. Поразительный
идиотизм! Правда, еще более поразительным образцом идиотизма является
комментарий антисоветчиков к этому посольскому бреду: «Информация посла была
точной, юридическая трактовка ноты – безупречной» [189].
Но я вспомнил об отказе Гжибовского принять ноту не поэтому. Яковлевские
«геббельсовцы» начало приведенного выше выступления посла мошеннически и подло
«подправляют». Как вы могли прочесть, они написали: «Гжибовский категорически
отказался принять прочитанную ему Потемкиным ноту, заявив, что „ни один из
аргументов, использованных для превращения договоров (польско-советских. – Авт.
) в клочок бумаги, не выдерживает критики. Глава государства и правительство
находятся на территории Польши… солдаты регулярной армии сражаются“.»
«Геббельсовцы» выбросили из речи посла, даже не обозначив купюры троеточием,
как это требуется для полуподлой фальсификации, два слова, ключевых для
понимания обстановки. Вот этот текст (выброшенные слова выделены мною): «Ни
один из аргументов, использованных для оправдания превращения польско-советских
договоров в пустые бумажки, не выдерживает критики. По моей информации, глава
государства и правительство находятся на польской территории». [190]
То есть, утром 17 сентября посол не имел представления, где находится польское
правительство, и не имел с ним даже радиосвязи. Приняв ноту, он обязан был бы
ее передать правительству, но передавать-то было некому. И Гжибовский,
используя всю свою наглость, отчаянно отбивался от исполнения своих
обязанностей – от принятия ноты.
Геббельсовцы Яковлева мошеннически усекли и следующее предложение в речи
Гжибовского, выбросив из него слова «Суверенность государства существует,
пока…» и оставили только «…солдаты регулярной армии сражаются», превратив тем
самым пустопорожнюю болтовню посла в утверждение, которого Гжибовский на самом
деле не делал, поскольку как сражается польская армия, уже всем стало понятно.
На самом деле все было не так красиво, как вспоминал Гжибовский. Вручавший ему
ноту заместитель наркома иностранных дел Потемкин сообщил, как проходило
вручение:
«Я возразил Гжибовскому, что он не может отказываться принять вручаемую ему
ноту. Этот документ, исходящий от Правительства СССР, содержит заявления
чрезвычайной важности, которые посол обязан немедленно довести до сведения
своего правительства. Слишком тяжелая ответственность легла бы на посла перед
его страной, если бы он уклонился от выполнения этой первейшей своей
обязанности. Решается вопрос о судьбе Польши. Посол не имеет права скрыть от
своей страны сообщения, содержащиеся в ноте Советского правительства,
обращенной к правительству Польской республики.
Гжибовский явно не находился, что возразить против приводимых доводов. Он
попробовал было ссылаться на то, что нашу ноту следовало бы вручить польскому
правительству через наше полпредство. На это я ответил, что нашего полпредства
в Польше уже нет. Весь его персонал, за исключением, быть может,
незначительного числа чисто технических сотрудников, уже находится в СССР.
Тогда Гжибовский заявил, что он не имеет регулярной телеграфной связи с
Польшей. Два дня тому назад ему было предложено сноситься с правительством
через Бухарест. Сейчас посол не уверен, что и этот путь может быть им
использован.
Я осведомился у посла, где находится польский министр иностранных дел.
Получив ответ, что, по-видимому, в Кременце, я предложил послу, если он
пожелает, обеспечить ему немедленную передачу его телеграфных сообщений по
нашим линиям до Кременца.
Гжибовский снова затвердил, что не может принять ноту, ибо это было бы
несовместимо с достоинством польского правительства». [191]
|
|