| |
В Белоруссии передо мною поставили задачу сформировать и возглавить
штаб кавалерийского корпуса. Это \76\ нелегкое дело, если учесть, что штаб
должен состоять из опытных и знающих работников. В течение двух с лишним
месяцев срочно комплектовались кадры, отбиралась материальная часть. Но
потом выяснилось, что торопиться с формированием штаба кавкорпуса было
незачем, так как в Белоруссию прибыл штаб корпуса, которым командовал
известный герой гражданской войны Н. Д. Каширин. Поэтому я был назначен
начальником штаба 1-й Томской Сибирской кавалерийской дивизии.
Поскольку с Н. Д. Кашириным я прослужил вместе довольно значительное
время, хочу сказать о нем несколько слов. От своего брата Ивана, тоже героя
гражданской войны, Николай Каширин отличался отсутствием наклонности к
щегольству, строгостью поведения и чуть более сухим характером. Это был
человек беспредельной преданности делу Советской власти, подтянутый,
организованный, вдумчивый руководитель войск. Один из предков Кашириных был
в XVIII веке участником крестьянской войны во главе с Пугачевым. Отец
Николая и Ивана, хоть он и служил казачьим атаманом в одной из приуральских
станиц, слыл у властей неблагонадежным. В марте 1918 года братья Каширины
создали первую советскую казачью сотню на Южном Урале и выступили против
дутовцев. Летом того же года Оренбургский отряд Николая, партизанская
бригада Ивана и 1-й Уральский полк В. К. Блюхера сливаются в Южно-Уральскую
армию, которой командовали Н. Каширин и Блюхер. Она пробилась через
белогвардейско-чехословацкий фронт и соединилась с Красной Армией, после
чего повернула на восток и освобождала Урал и Сибирь от колчаковцев. Во всех
этих боях Николай Дмитриевич проявил себя с наилучшей стороны. Понятно, что
он пользовался теперь большим авторитетом и заслуженным уважением.
Однако состояние Томской кавдивизии меня разочаровало. Особенно
катастрофическим оказалось положение конского состава. С протертыми чуть ли
не до позвоночника спинами, сильно хромавшие лошади годились только на убой.
Чтобы они не падали от изнурения, их в стойлах приходилось иногда
подвешивать на ремнях. С детства любивший лошадей, я не мог равнодушно
смотреть на несчастных животных.
Был получен приказ восстановить боеспособность дивизии, уделив особое
внимание конскому составу. Штаб решил \77\ начать не со всего соединения
сразу, а заняться сначала одним из полков. Полк был приведен в порядок, но
мы тут же его лишились: эту часть у нас забрали и передали в другую
кавдивизию. Штаб взялся тогда за второй полк. Но когда положение в нем
улучшилось, его тоже передали соседнему соединению. Так и продолжалось, пока
не была восстановлена последняя часть. А когда забрали и ее, от Томской
дивизии сохранился лишь штаб, и дивизию расформировали.
После этой работы, на которую ушло девять месяцев, я был откомандирован
в Москву, в Главное управление кадров РККА. А тут как раз ЦК РКП (б)
потребовал от наркомвоенмора выделить в распоряжение Главного управления
Рабоче-Крестьянской милиции несколько лиц для инспекционной работы. В число
инспекторов, направленных на полгода для проверки состояния РКМ, включили и
меня. Хотя для меня это было совершенно новое дело, Наркомвнудел как следует
загрузил меня работой, выделив для проверки сразу шесть местных управлений
милиции - Мурманское, Кандалакшское, Петрозаводское, Тихвинское, Вологодское
и Архангельское. Так состоялось мое первое знакомство с районом, в котором я
позднее служил как командующий Ленинградским военным округом, потом в годы
Великой Отечественной войны как командующий фронтами и после нее как
командующий Северным (Беломорским) военным округом.
В целом поездка по северным губерниям оказалась очень полезной. Она
расширила мой кругозор и обогатила меня наблюдениями, пригодившимися
впоследствии. На обратном пути в Москву я встретил начальника штаба 15-го
стрелкового корпуса М. М. Ольшанского. Мы разговорились о прежней службе, о
повседневных впечатлениях. Он, как выяснилось, нуждался в помощнике. Как
человека, уже побывавшего на штабной работе, Ольшанский пригласил меня на
этот пост. Я не возражал. Речь шла о Северо-Кавказском военном округе, а
меня интересовали проблемы постановки военного дела в разных экономических и
географических условиях.
С запиской от М. М. Ольшанского я явился в Генеральный штаб и в том же
1923 году получил назначение на Кавказ. Направление давал Б. М. Шапошников.
Со времен гражданской войны все командиры, проходившие через Генштаб,
попадали в ведение этого аккуратного, выдержанного, \78\ трудолюбивого и
организованного человека, который свои выдающиеся способности старого
кадрового офицера отдал Красной Армии, ставшей для него родной и близкой. С
тех пор десятки раз я получал различные назначения. И почти всегда меня
напутствовал в дорогу Борис Михайлович. Крупное лицо было неизменно
спокойным, распоряжения - краткими и точными, слово "голубчик" -
обязательным. Осенью я оказался на Дону, в местах, где всего четырьмя годами
раньше сражалась памятная мне 9-я армия Южного фронта.
1923 год практически вошел в историю РККА как год начавшейся военной
реформы, хотя формально начало ее датируется с февраля 1924 года. Реформа
эта была вызвана двумя обстоятельствами - теоретическим и практическим.
Первое упиралось в общую идею о том, какой должна быть армия в
социалистическом обществе. Исходя из известных высказываний о непригодности
старой армии для общества, где власть принадлежит трудящимся, ряд лиц во
главе с Н. И. Подвойским, страстным пропагандистом Всевобуча, предлагал
провести реформу в Вооруженных Силах СССР, придав им характер всенародной
милиции швейцарского образца. При такой системе через военное обучение
|
|
