армейского корпуса, прикрывая Кольский полуостров и подходы к Белому морю. В
нее входили в основном как раз те дивизии  и  части,  которые  в  1941  году
преградили здесь путь  немецко-фашистским  захватчикам  и  успели  набраться
опыта боевых действий в Заполярье. На эти войска тоже можно было положиться.
За их плечами простирались верховья Кандалакшской губы.
     Южнее лежала путаница рек, холмов, озер и лесов по  берегам  Ковдозера.
Севернее дорога уходила к апатитовым разработкам. Там, за полярным кругом, в
Хибинских горах, высились новостройки, возведенные упорным трудом  советских
патриотов - рабочих, техников, ученых. На склоках предгорий  теснились  ели,
желтели северные березы. Причудливо изгибается железная  дорога.  Тут  рукой
подать до рудников Кукисвумчорра. Сереет  нефелин  Уртита.  Зеленым  блеском
отливает Юкснор. Бегают вагонетки. А когда в небе возникает прерывистый  гул
немецких  самолетов,  все  здесь  замирает,  чтобы  вскоре  опять  прийти  в
движение. Даже в  тяжелейшие  для  страны  дни  не  затихает  работа.  Полям
необходимы удобрения; химическим предприятиям нужен  фосфор  для  вторичного
производства; самолетные заводы требуют нефелинового  алюминия,  нержавеющих
составов для покрытия металлических  частей.  А  сейчас  к  этому  богатству
тянутся лапы германских монополий, которые ждут и не могут дождаться,  когда
же наконец фашистские части проложат им путь на советский Север.
     Из 26-й армии мы поехали в 14-ю армию, в Мурманск. В  этом  городе  мне
приходилось бывать и раньше. Еще в  \372\  1940  году,  когда  я  командовал
Ленинградским военным округом, мы с А. А. Ждановым и начальником  инженерных
войск округа А. ф. Хреновым  специально  ездили  в  Мурманск,  для  изучения
местных условий возможного театра  военных  действий,  особенно  полуострова
Рыбачьего, который посетили вместе с моряками. Это покрытое  тундрой  плато,
на 300 метров вздымающееся над уровнем моря,  круто  спускается  к  морскому
берегу, где, согреваемый ответвлением Гольфстрима, лежит пропахший сельдью и
мойвой важный в стратегическом отношении поселок Цып-Наволок.  Мне  особенно
было  приятно  встретить  в  14-й  армии  своего   старого   знакомого,   ее
командующего В. И. Щербакова. Я знал его как  способного  командира  дивизии
еще по работе в Ленинградском военном округе. Чувство такта  и  выдержки  не
покидало его даже в самые  напряженные  минуты,  а  последних  было  у  него
немало. Его  армия  состояла  всего  из  двух  стрелковых  дивизий,  морской
стрелковой и  отдельной  лыжной  бригад.  Их  сравнительная  малочисленность
компенсировалась высоким боевым  духом.  Именно  они  в  декабре  1941  года
нанесли невосполнимый урон егерям немецкого 19-го горнострелкового корпуса в
долине реки Западная Лица, которую сами немцы прозвали "долиной смерти".
     С   14-й   армией   взаимодействовал   Северный   военно-морской   флот
(командующий - энергичный и решительный адмирал А.  Г.  Головко,  всегда  на
редкость  чутко  относившийся  к  нуждам  фронта).  Флот  осуществлял  также
оперативные и снабженческие перевозки  для  армии.  В  1941  году  несколько
отрядов моряков приняло участие в боях  на  суше.  Впоследствии  эти  отряды
объединились в морские стрелковые бригады. Моряки не щадили себя в боях, и к
1944 году, когда мало кто уцелел из первоначального состава бригад, они были
в основном укомплектованы маршевыми подразделениями пехоты, хотя по-прежнему
назывались морскими.
     Нашей встречей в тот  раз  дело  не  ограничилось.  В  ходе  подготовки
операций  мне  неоднократно  приходилось  встречаться   затем   с   Арсением
Григорьевичем Головко, бывать у моряков и приглашать их к  себе.  Однажды  в
начале апреля 1944 года меня пригласили осмотреть прибывший на Север линкор,
присланный англичанами. Головко сетовал, что на прикрытие корабля приходится
тратить много самолетов, а выход линкору в море был запрещен. И вот во время
\373\ осмотра линкора кто-то из  присутствующих  сказал:  "Жаль,  что  такая
громада стоит среди моря и не приносит никакой пользы, а  сколько  бы  вышло
танков из его брони!" Это высказывание  было  не  случайным.  Среди  моряков
давно шли споры о том, какие нам нужны корабли и каким станет  в  дальнейшем
военно-морской флот. Известно, что после войны все державы  мира,  владевшие
ранее  линкорами   и   другими   крупными   надводными   кораблями,   начали
пересматривать  состав  своих  флотов  в  связи   с   изменением   характера
современного оружия и соответственно боевых операций. Не хочу вмешиваться  в
дела моряков, но не скрою, что в тот момент, любуясь красавцем  кораблем,  я
все же подумал, что три сотни танков были бы нам, пожалуй, более кстати.  Не
меньше, чем Головко, сетовал и я на то, что нужно обеспечивать "чистое небо"
над линкором. Наш фронт был и без того не богат истребителями.
     С командующим флотом у меня установился тесный деловой  контакт.  Когда
возникала необходимость, мы охотно помогали друг другу. Ни моряки нам, ни мы
им ни в чем не  отказывали.  Когда  однажды  во  время  подготовки  операции
Головко высказал опасение, что у  них  может  не  хватить  снарядов,  я  без
промедления отдал распоряжение командующему  артиллерией  фронта  подсчитать
наши возможности и тотчас поделиться с флотом.  Такие  отношения  не  только
укрепляли боевую дружбу, но и помогали лучше делать общее дело.
     Возвратившись в Беломорск, я встретился с командующим 32-й армией,  уже
знакомым читателю генерал-лейтенантом Ф. Д. Гореленко, который прибыл в штаб
фронта с докладом. С командующим же 7-й  армией  генерал-лейтенантом  А.  Н.
Крутиковым, до мозга костей военным человеком, я виделся несколько раньше, в
Вологде, куда он  прибыл  с  докладом,  когда  я  направлялся  из  Москвы  в
Беломорск. Обе эти армии держали оборону против финляндских войск. Их  район
боевых действий хорошо был знаком мне  еще  по  1941  году,  когда  пришлось
руководить  операциями  наших  войск  в  Южной   Карелии,   сначала   будучи
представителем Ставки Верховного главнокомандования, а затем  и  командующим