жердей, хотя машина шла по жердевой дороге. - Стариков,  что  вы  сделали  с
дорогой? - спросил я командарма, вышедшего мне навстречу. -  Она  молчит!  -
Она не только молчит, - ответил улыбающийся генерал. - Если вы заметили, она
стала и значительно прочнее. А через несколько дней тряска вообще  исчезнет.
Мои \307\ инженеры применили не очень  трудоемкий,  но  довольно  практичный
способ ликвидации ее. - В чем же он  состоит?  -  Под  настил,  -  продолжал
Стариков, - подсыпается грунт. Ложась на него, жерди уже не вибрируют.  Если
теперь покрыть настил хотя бы  тонким  слоем  гравия  с  землей,  то  тряска
исчезнет, причем значительно возрастет скорость передвижения. - Кто  же  это
предложил? - Начальник инженерных войск армии полковник А. В. Германович. Он
вместе со своим начальником штаба Р. Н. Софроновым разработал план  развития
дорожной сети, и теперь полным ходом идет его осуществление. -  А  это  тоже
инженеры  предложили?  -  спросил  я,   указывая   на   30-метровую   вышку,
воздвигнутую неподалеку от временного командного пункта. - И  далеко  с  нее
видно? - Нет, это предложили операторы и артиллеристы, а построили, конечно,
инженеры. В хорошую погоду с нее  просматривается  почти  вся  местность  до
Синявина.  Мы  думаем  использовать  ее  для  наблюдения   за   полем   боя,
корректировки артиллерийского огня и авиационных ударов. Насколько  это  нам
удастся,  трудно  сказать.  Есть  опасение,  что  лесные  пожары  -  а  они,
безусловно, возникнут - значительно сузят горизонт наблюдения.
     Долго  еще  длилась  беседа  с  командармом,  начальником  штаба  армии
полковником Б. М. Головчинером и другими офицерами штаба.
     Тогда  же  генерал  Стариков  продемонстрировал   средства   управления
подразделением в лесу: набор свистков различных тонов и  звуков.  У  каждого
командира взвода свисток имел свой, отличный от другого  звук  или  тон.  По
нему  солдаты  ориентировались,   когда   заранее   условленными   сигналами
подавались команды. "Сколько изобретательности и старания вкладывают  войска
в свое повседневное дело! - подумал я, - Каждый так и рвется  к  победе!"  И
уверенность в том, что противник будет разгромлен, а блокада  прорвана,  еще
сильнее утвердилась во мне.
     К 27 августа  подготовительные  мероприятия,  включая  командно-штабные
игры на топографических картах, в основном были  закончены.  Предназначенные
для наступления  войска  давали  нам  на  избранном  направлении  более  чем
трехкратное превосходство над противником в живой силе, четырехкратное  -  в
танках, двукратное - в артиллерии и \308\ минометах. Так думали мы, не  зная
о прибытии с юга дивизий Манштейна. Зато мы значительно  уступали  немцам  в
авиации. Господство в воздухе над полем боя  по-прежнему  пока  принадлежало
врагу.
     Появились первые признаки некоторого беспокойства в стане противника. С
25 августа над  районом  сосредоточения  наших  войск  начали  подозрительно
кружить  вражеские  разведчики.  Видимо,  поток  железнодорожных   эшелонов,
направляемых  к  Ладожскому  озеру,  все  же  привлек   внимание   немецкого
командования. В этих условиях  продолжать  подготовку  операции  до  полного
сосредоточения всех войск становилось  рискованно.  Противник  мог  раскрыть
наши карты и изготовиться к  отражению  удара,  хотя  в  его  оборонительной
полосе пока еще царило спокойствие. Для  окончательного  решения  вопроса  о
начале операции Военный совет фронта созвал 26 августа совещание  командиров
и комиссаров соединений первого и второго войсковых эшелонов.  На  совещании
все заявили о готовности к наступлению  и  высказались  за  начало  операции
утром 27 августа. Этот срок и был принят. Как показали позднее пленные,  уже
26 августа противник предупредил свои войска об оживлении в нашем  тылу.  На
28 августа он наметил  усиление  обороны  и  разведку  боем.  Тем  не  менее
немецкое командование  не  ожидало  наступления,  а  лишь  строило  догадки.
Поэтому наш первый удар явился  неожиданным  как  в  оперативном,  так  и  в
тактическом отношении.
     27 августа  1942  года  после  двухчасовой  артиллерийской  подготовки,
завершившейся мощным 10-минутным налетом реактивных  снарядов,  весь  правый
фланг и центр 8-й армии от мыса Бугровского на Ладожском озере  до  опорного
пункта Вороново пришел в движение. Наступление началось  и  в  течение  двух
дней развивалось успешно. На  направлении  главного  удара  была  пересечена
Черная речка и оборона врага прорвана.  К  исходу  второго  дня  наши  части
подошли  к  Синявину.  Уже  тогда  мы  испытывали  недостаток  патронов  для
автоматов. А получилось это потому, что на фронте  впервые  оказалось  много
автоматов.  Командование  предупреждало  войска  бережливее   относиться   к
расходованию  боеприпасов.  Но,  видимо,  обращение  не  возымело   должного
действия. Как только начиналась атака, бойцы нажимали на спусковой крючок  и
без  передышки  выстреливали  целые  диски.  Конечно,  здесь  сказывался   и
определенный психологический фактор. С автоматом, \309\ прижатым к животу  и
непрерывно  стреляющим,  легче  идти  вперед.  Голоса  наших   ППШ   и   ППД
подбадривали красноармейцев. Да и немцам, несомненно, не мог  нравиться  рой
пуль, свистящих над головой.
     Чтобы приостановить наступление, фашисты стали спешно стягивать к месту
прорыва отдельные части и подразделения  с  других  участков  фронта,  резко
увеличивая плотность огня. Они бросили  в  бой  все,  что  было  под  рукой,
подтянули артиллерию и перенацелили почти всю  авиацию,  базировавшуюся  под
Ленинградом. Сопротивление вражеских войск  с  каждым  днем  возрастало.  29
августа на поле боя появилась 180-я  пехотная  дивизия  немцев,  только  что
прибывшая из Крыма.  Усиленная  танками  12-й  танковой  дивизии,  снятой  с
невского участка Ленинградского фронта, она с  ходу  атаковала  наши  части.
Завязались  тяжелые  встречные  бои.  Требовались  колоссальные  усилия  для