офицерского состава, сколачивание командного  коллектива,  совершенствование
\289\ обороны, изучение новой техники, тщательное ознакомление с местностью,
подготовка боевых рубежей, обучение  прибывающего  пополнения,  согласование
планов действий  с  фронтовой  авиацией  и  артиллерией,  "обкатка"  личного
состава в условиях "вражеской" атаки, организация взаимодействия на  флангах
с соседями, создание резервов...
     Минул май, загорелись июньские зори.  Близились  дни,  несшие  с  собой
горячее дыхание сражений второй летней кампании. Я уже прикидывал,  когда  и
как 33-я армия опять заиграет активную роль  на  фронте,  высоко  неся  свое
боевое знамя. Но 8 июня раздался нежданный звонок. Мог ли я думать,  что  он
явится прологом моего нового свидания с волховчанами, на этот раз более  чем
полуторагодичного?
     Меня вызывал Г. К. Жуков. Он сказал: - Срочно  приезжай,  как  есть!  -
Сейчас возьму карту и  приеду  (я  решил,  что  речь  пойдет  о  предстоящей
операции). - Не нужно карты.
     - Да в чем же тогда дело? - Здесь узнаешь. Торопись!
     Приехал. Жуков сердится: пока нашли, сколько времени прошло. Я отвечаю,
что был у солдат, в батальоне. Прибыл сразу оттуда, даже  поесть  не  успел.
Георгий Константинович засмеялся. Тоже, говорит,  не  обедал  сегодня.  Пока
машину  подготовят,  успеем  поесть.   Потом   объясняет   причину   вызова.
Оказывается, уже трижды звонил Сталин, требовал срочного прибытия Мерецкова.
В чем дело, Жуков не знал.
     Сел я в автомашину в полевой форме, весь в окопной грязи. Не успел даже
переодеться.    Довольно    скоро    оказался    в    приемной    Верховного
главнокомандующего. Его секретарь Поскребышев тоже не дал мне привести  себя
в порядок, и сразу ввел в  кабинет.  Там  в  полном  составе  шло  заседание
Политбюро ЦК ВКП(б). Я почувствовал себя довольно неловко, извинился за свой
вид. Председательствующий дал мне пять минут.  Я  вышел  в  коридор,  быстро
почистил сапоги, снова вошел и сел за стол. Меня стала расспрашивать о делах
на Западном фронте. Но это оказалось лишь предисловием, а  главный  разговор
последовал позже.
     Говорил  Сталин:  \290\  -  Мы  допустили  большую  ошибку,   объединив
Волховский фронт с Ленинградским. Генерал Хозин, хотя и сидел на  Волховском
направлении, дело вел плохо. Он не выполнил директивы Ставки об  отводе  2-й
ударной армии. В результате немцам удалось перехватить коммуникации армии  и
окружить ее. Вы, товарищ Мерецков, - продолжал Сталин, обращаясь ко  мне,  -
хорошо знаете Волховский фронт. Поэтому мы поручаем вам вместе  с  товарищем
Василевским выехать туда и во что бы то ни стало вызволить 2-ю ударную армию
из окружения, хотя бы даже  без  тяжелого  оружия  и  техники.  Директиву  о
восстановлении Волховского фронта получите у товарища  Шапошникова.  Вам  же
надлежит по прибытии на место немедленно вступить в командование  Волховским
фронтом.
     В тот же день мы покинули Москву и к вечеру были в Малой Вишере.  Опять
меня окружали знакомые пейзажи и старые боевые товарищи. Сердечная  встрече,
теплые рукопожатия... Но какова же ситуация?  Что  произошло  здесь  за  эти
полтора месяца? Оказалось, что руководство Волховской группой войск получило
фактически: возможность действовать почти по своему усмотрению, лишь бы  оно
выполнило оперативную задачу, связанную  с  деблокированием  Ленинграда.  25
апреля директивой Генерального штаба командующим Ленинградской группой войск
объединенного Ленинградского фронта был назначен А. А. Говоров. После  этого
командующий фронтом и одновременно Волховской группой войск М. С. Хозин  мог
главное внимание уделить Любаньскому направлению. 21 мая Ставка сделала  еще
один шаг в эту сторону: Военный совет  к  штаб  Ленинградского  фронта  были
вообще освобождены  от  непосредственного  командования  Волховской  группой
войск.
     Как же руководство Волховской группой  использовало  свои  возможности?
Сначала оно собиралось двинуть вперед 2-ю ударную армию,  но  без  резервов,
потому что, как мы уже знаем, в  свое  время  отказалось  от  них.  Если  мы
вспомним теперь  о  намеченных  ранее  трех  вариантах  развития  Любаньской
операции,  то  увидим,  что  это  решение  представляет   собой   ухудшенную
разновидность первого варианта, то есть наступление без дополнительных  сил.
Это  была  серьезнейшая  ошибка.  2-я  ударная  армия  только  по   названию
оставалась ударной. Она даже  обороняться  могла  с  трудом,  а  не  то  что
преодолевать мощное немецкое сопротивление. Пополнять же ее через  горловину
мешали  \291\  активные  действия  противника.  М.  С.  Козин  вынужден  был
отказаться от перехода в наступление и тем  самым  вернулся  ко  второму  из
упомянутых вариантов - отводу  2-й  ударной  армии  на  доукомплектование  м
отдых. 21 мая Ставка директивно разрешила ему сделать это. И снова  неудача.
Еще до 16 мая из мешка  вывели  несколько  соединений  и  частей,  а  дальше
осуществление плана застопорилось. Теперь  без  резервов  даже  отход  армия
обеспечить было уже невозможно. В то время развернулись ожесточенные бои  на
юге, под Харьковом, и Ставка как следует помочь волховчанам не сумела.
     30  мая,  заметив  отход  2-й  ударной  армии,  гитлеровцы  перешли   в
наступление и до 4 июня существенно сузили ширину горловины мешка.  5  июня,
идя навстречу 2-й ударной армии, открывая ей дорогу, нанесла удар  по  врагу
59-я армия. Но немцы тем временем смяли боевые порядки 2-й ударной  армии  и
ворвались в них с запада. А 6 июня ими была  полностью  перекрыта  горловина
мешка. Семь наших дивизии и шесть бригад попали в окружение. Вместе  с  ними
оказались там партизанские отряды А. И. Сотникова я И. Е.  Савельева,  ранее
вышедшие нашей армии навстречу. Ведя яростные бои в районе деревень Долгово,