Я был возмущен поведением мужчин, поругал их, приказал освободить сарай
немедленно, натаскать дров, принести  воды  и  предоставить  баню  в  первую
очередь девушкам, и вообще всегда быть внимательнее к женщинам. Повеселевшие
девушки пошли на откровенность и поделились со  мной  своими  обидами.  Одни
обиды носили местный характер, и вопрос решался простым указанием  командиру
части об отдаче необходимых распоряжений. Другие  упирались  в  более  общие
проблемы. Например, вопрос об обмундировании. Имевшееся совершенно  не  было
приспособлено для женщин, и никто об этом не думал. А когда они сами  хотели
что-то там перекроить, то им запрещали. Ведь  по  уставу  не  было  положено
менять форму. Пришлось взять это на заметку для разговора "в верхах".
     Другой эпизод. Приходит ко мне с жалобой женщина,  сумевшая  преодолеть
рогатки  военных  условий  и  добраться  прямо  до  генерала.  В  чем  дело?
Оказалось, что мимо ее дома проезжала часть, в  которой  служит  рядовым  ее
муж. Она увидела мужа и пришла к месту расположения этой части. Но  командир
полка не разрешил женщине свидание с мужем. Все об этом знают. Не только  ее
муж, но и другие солдаты ходят хмурые, настроение у  бойцов  упало.  Вызываю
комполка. Он докладывает, что согласно имеющимся  \287\  указаниям  свидания
строжайше запрещены. Тогда я своей властью дал солдату трехдневный отпуск  и
поселил его с женой в домике по  соседству.  Потом  мне  сообщили,  что  его
товарищи высказывались так: повезло Феде, генерал армии  здесь  оказался,  а
если бы его тут не было, тогда как? И я подумал, что пора  отменить  нелепое
распоряжение о запрете  свиданий,  а  заодно  решить  проблему  отпусков,  в
особенности для семейных. Проблему чрезвычайно сложную,  если  учесть,  что,
во-первых, с фронта в те дни трудно было отпускать кого бы  то  ни  было,  а
во-вторых, могло возникнуть  неравенство,  поскольку  у  ряда  солдат  семьи
находились на оккупированной территории и ехать им было некуда.
     Постепенно разных  случаев  набралось  немало,  хотя  это  были  только
случаи, а  не  общее  правило.  Высказав  о  них  свое  мнение  командованию
Западного фронта, я счел вправе не  скрывать  своего  мнения  и  от  Ставки,
предварительно известив об этом руководство фронта. Когда мне выпало  как-то
в очередной раз побывать в Москве, я, ничего не утаивая, все рассказал И. В.
Сталину. Справедливость требует отметить, что необходимые меры были приняты.
Вскоре решили вопросы о формировании женских воинских частей и подразделений
и порядках в них, об обмундировании и  многом  другом.  Не  стану,  впрочем,
утверждать, что причиной послужил именно мой доклад. Сигналы могли поступать
с разных сторон.
     Что касается обещания Г.  К.  Жукова,  то  он  его  сдержал  и  доложил
Верховному  главнокомандующему  о  моей  просьбе  насчет  армии.  Сталин  не
возражал. Вскоре я стал командующим 33-й армией.
     Раньше этой армией командовал  генерал-лейтенант  М.  Г.  Ефремов,  мой
ровесник и хороший друг. 33-я армия освобождала  от  фашистских  захватчиков
Наро-Фоминск, Боровск, Шанский Завод. Прорвав затем немецкую линию фронта  в
самой северной части  течения  Угры,  она  дошла  до  Вязьмы  и  была  здесь
остановлена,  подвергшись  контрудару  со   стороны   4-й   танковой   армии
гитлеровцев. Сзади линия фронта сомкнулась, и воины 33-й армии повернули  на
юго-запад, в направлении на Ельню и Дорогобуж. В этом кольце вместе  с  ними
оказались  также  бойцы  1-го  гвардейского  кавалерийского  корпуса,   4-го
воздушно-десантного корпуса и ряд действовавших в  том  районе  партизанских
групп. После кровопролитных боев и трудного марша по тылам \288\ противника,
из окружения вышли не все соединения 33-й армии,  а  вышедшие  находились  в
нелегком состоянии. Тяжело раненного командарма не сумели вывезти, и он,  не
желая попадать к немцам в плен, покончил с собой. Это случилось за несколько
дней до моего прибытия на Западное направление. Сейчас  в  Вязьме  отважному
воину и патриоту Михаилу-Григорьевичу Ефремову поставлен памятник.
     Известие о назначении на должность  командарма-33  застало  меня  в  то
время, когда я инспектировал 3-ю ударную армию М. А. Пуркаева и 4-ю  ударную
армию под временным командованием В. В. Курасова. Пока что в  той  и  другой
армиях дело слабо ладилось, а причину  установить  было  нетрудно:  в  обеих
армиях не хватало личного состава и техники. Поэтому первоочередное внимание
уделялось доукомплектованию частей  и  соединений.  Позднее  обе  эти  армии
отличились в боях на Псковщине и в Белоруссии.
     Судьба М. Г. Ефремова поразила и огорчила меня. Его армию я принимал  с
особым чувством. Знакомился с офицерским составом, с соединениями, и все мне
думалось:
     недавно с этими людьми беседовал Михаил и вот его уже нет. Я  дал  себе
слово во что бы то ни стало превратить 33-ю армию в  первоклассный  воинский
организм и быстрее подготовить ее к новым боям. Сделать это  было  непросто.
Укомплектованным  оказалось  только   армейское   управление.   Две   сильно
потрепанные дивизии занимали широкий участок по фронту и пока  не  могли  ни
наступать, ни активно  обороняться.  Третья  дивизия  вообще  находилась  на
формировании, а ее командир лежал в госпитале.
     Уже находясь в штабе фронта, Г. К. Жуков  рассказал  мне  о  разговоре,
который состоялся в: Ставке Верховного главнокомандования. Узнав, что И.  В.
Сталин решил назначить меня командармом-33, Жуков заметил: "Что же мы  дадим
Мерецкову пустую армию? Там и командовать пока некем". - Ничего,  -  ответил
Сталин. - Мерецков имел дело и  с  военными  округами,  и  с  армиями,  и  с
фронтами и в Генеральном штабе работал. Пусть он нам эту армию воссоздаст.
     Навряд ли Жуков передал разговор  неточно.  Скорее,  он  бы  промолчал.
Высказался же он тогда, конечно, для  того,  чтобы  я  активнее  действовал.
Начались  недели,  до  отказа  заполненные   напряженной   работой.   Тренаж