корпус в полосе наступления 10-й гвардейской армии, однако 11 августа 
командующий Западным фронтом генерал-полковник В.Д. Соколовский направил корпус 
на поддержку 10-й армии с целью развития ее успеха. 12 августа подразделения 
корпуса, совершив 90-километровый марш, сосредоточились северо-западнее Кирова.
 Два события заставляют меня отчетливо помнить день 13 августа 1943 года: 
крещение огнем (моя первая встреча с противником) и трагедия, развернувшаяся на 
моих глазах, когда наша противотанковая артиллерия расстреляла свои танки. 
Второй раз быть свидетелем гибельного дружественного огня мне пришлось в январе 
1944 года в селе Звенигородка, когда встретились танки 1-го и 2-го Украинских 
фронтов, замкнувших кольцо окружения вокруг Корсунь-Шевченковской группировки 
немцев.
 Эти трагические эпизоды произошли в силу незнания многими солдатами и 
офицерами того, что на вооружении наших частей стояли танки иностранного 
производства (в первом случае английские «Матильды», а во втором – американские 
«Шермана»). Как в первом, так и во втором случае они были приняты за немецкие, 
что привело к гибели экипажей.
 Раннее утро. Наша 233-я танковая бригада сосредоточилась в смешанном лесу с 
вечера 12 августа. Первый батальон бригады растянулся по его западной опушке. 
Моя первая рота находилась на его левом фланге в 200 метрах от проселочной 
дороги, за которой простиралось гречишное поле.
 Линия фронта проходила примерно в двух километрах от нас по реке Болва. Оттуда 
слышался все нарастающий гул развернувшегося сражения. К сожалению, мы не имели 
информации о событиях на передовой, однако примерно через час звуки боя стали 
быстро приближаться. Стали слышны пулеметные и автоматные очереди. По дороге 
проскочила батарея противотанковых 76-мм пушек и с ходу развернулась, заняв 
позиции на гречишном поле, левее леса, занятого танками бригады, таким образом 
перекрыв открытое пространство между двух выступов леса. Артиллеристы быстро 
замаскировали орудия гречихой, подготовив их к отражению возможной танковой 
атаки.
 Я, молодой зеленый лейтенант, нервничал. Неизвестность всегда вызывает тревогу.
 Мы продолжали сидеть в наших «Матильдах», вслушиваясь в звуки проходящего боя 
и постоянно поглядывая в сторону передовой. Над ней появились немецкие 
пикировщики и, сделав круг, пошли в атаку. Серия взрывов бомб разорвала воздух. 
Зенитки открыли огонь, и один из бомбардировщиков, получив прямое попадание 
снаряда, рухнул на землю.
 Через час я и мои подчиненные увидели примерно в 900 метрах впереди бегущих 
солдат, которые явно намеревались укрыться в лесу. Некоторые из них были 
вооружены, большинство же было без оружия. Не надо быть военным гением, чтобы 
понять, что пехотное соединение, не выдержав немецкой атаки, в панике оставило 
свои позиции. Впервые я видел подобное зрелище и совершенно не представлял, что 
делать в такой ситуации. Буквально через несколько минут я получил 
категорический приказ стрелять по отступающим войскам. Я не мог поверить своим 
ушам. Как я могу стрелять по своим? Командир батальона подбежал к моему танку и,
 обматерив меня, еще раз приказал открыть огонь из пулеметов по отступающей 
пехоте. Ломающимся голосом я приказал: «Первый взвод, открыть огонь поверх 
голов пехотинцев. Второй взвод, поставить заградительный огонь перед 
отступающими!»
 Принятое решение пришло ко мне неожиданно, хотя, возможно, я и читал о том, 
что можно создать ситуацию, которая заставит бегущих солдат залечь. Это даст им 
время прийти в себя, осмотреться и в конце концов понять, что происходит. 
Несомненно, что после этого командирам не составит труда вернуть их на позиции.
 Шесть установленных коаксиально пулеметов «Брен» одновременно открыли огонь. 
Поток трассирующих пуль просвистел над охваченными паникой солдатами. Он прошел 
высоко над их головами, постепенно снижаясь, прижимая их к земле. Перед 
отступающими выросла завеса заградительного огня, хорошо видная по срезанным 
побегам гречихи и облачкам пыли, поднимаемым пулеметными очередями. Попадание в 
эту зону означало быструю и неизбежную смерть. Пулеметы продолжали стрелять, и 
свинцовый поток их пуль не оставлял солдатам другого выбора, как залечь.
 Не прошло и нескольких секунд, как солдаты, как и требовалось, залегли. Я 
приказал прекратить огонь.
 Наступила тишина, но через пару минут несколько солдат вскочили и опять 
попытались бежать в нашу сторону. Пулеметы первого взвода несколькими короткими 
очередями уложили их на землю. Похоже, до пехотинцев дошло, что еще один шаг в 
сторону тыла будет означать для них смерть, и больше попыток встать и побежать 
они не делали. Вскоре появились пехотные командиры, которые несколькими 
короткими командами подняли лежащих на поле солдат и повели их обратно к реке, 
на занимаемые позиции. Как мы выяснили позднее, на поле остались лежать семь 
солдат, принявших позорную смерть от нашего пулеметного огня.
 Я находился на грани нервного срыва, а моя голова раскалывалась от боли. Врагу 
не пожелаешь того, что пережил я, волею судьбы и по приказу Сталина выполнив 
роль заградительного отряда. Прошло уже более шестидесяти лет, а память об этом 
эпизоде до сих пор болью отзывается в моем сердце.
 Пополняя боеприпасами свои танки во второй половине того же дня, мы работали в 
полной тишине. Слова застряли в горле, не было слышно обычных шуток и смеха.
 А вскоре новый удар. Второе потрясение. Что за день выдался? Пришла, с таким 
опозданием, информация об обстановке на рубеже реки Болва. Оказывается, 
противник значительными силами нанес контрудар, сбросив наши стрелковые части, 
недавно форсировавшие водную преграду в реку. Контратакующий не только 
ликвидировал наш небольшой плацдарм, но и сумел захватить участок на его 
восточном берегу. Поэтому и побежали наши пехотинцы.