Раннее утро 13 февраля. Наконец, притолкали, притащили, можно сказать, 
принесли на себе автомашину с боеприпасами. «Шерманисты» очень обрадовались, 
поскольку в танках осталось по 7–10 снарядов и по сотне патронов, а грядущий 
день наверняка будет еще напряженней минувшего. Гитлеровцы, не считаясь с 
потерями, рвались на север к своим окруженным войскам, при неудаче на одном 
направлении немедля перенося усилия на другое. В их атакующем эшелоне 
находились только «Тигры» и пехота на бронетранспортерах. Одним словом, 
высокоманевренные подразделения и части…
 От «Шермана» к «Шерману» колесила полуторка. Экипажи быстро перебрасывали 
снаряды и ящики с патронами из кузова автомашины на жалюзи моторного отделения. 
Потом они раскупорят артвыстрелы, откроют «цинки» и погрузят в башню на их 
штатные места. Мы спешим к последнему танку младшего лейтенанта Алексея Васина. 
Пополним его – и, не задерживаясь, в обратный трудный рейс. В это время 
совершенно неожиданно из-за длинной возвышенности выползли четыре «Тигра». Их 
никто сначала и не заметил, будучи занятыми разгрузкой боеприпасов. И только 
сверлящий звук выпущенной противником «болванки» заставил всех встрепенуться. В 
этот момент последовал сильный удар в корму «Шермана». Огонь моментально объял 
мотор.
 Танкисты и артснабженцы с М4А2 посыпались на землю. Второй вражеский снаряд 
превратил «полуторку» в костер. Погиб ее шофер младший сержант Юрий Удовченко, 
пытавшийся увести машину из-под огня. Экипаж танка кинулся тушить пожар. Мы 
бросились помогать «шерманистам», и тут серия разрывов неприятельских мин легла 
недалеко от танка. Осколком был тяжело ранен механик-водитель… Через мгновение 
может последовать второй, более точный минометный залп. Ведь все мы, восемь 
человек, как на ладони. Кругом чистое поле – рядом ни кустика, ни овражка, куда 
можно было бы спрятаться. Одно укрытие – под горящим танком. Подаю команду: 
«Под машину!» Вовремя забились под его носовую часть. Разрыв за разрывом 
подняли черные султаны земли в одном-полутора метрах от «Шермана». Будь мы с 
ним рядом, наверняка погибли бы.
 Итак, целая группа офицеров и сержантов была загнана в тупик: если мы побежим, 
то нас убьют минометчики, если останемся – огонь доберется до башни и взрыв 
боеукладки разметет танк и нас вместе с ним. И в том и в другом случае исход 
один – смерть. В этом я был на сто процентов уверен, насмотревшись на 
«тридцатьчетверки», боеукладка в которых сдетонировала от пожара.
 В летних боях сорок второго года машина моего друга по танковому училищу 
командира роты лейтенанта Петра Тунина была подожжена. Два члена экипажа 
погибли, два были ранены. Тунин, истекая кровью, пытался подальше отползти от 
пылающей «тридцатьчетверки»… Их разделяло 15–20 метров, когда произошел взрыв 
снарядов в башне. Куски брони полетели в разные стороны. Один из них настиг 
Тунина… Позже уже холодное тело офицера подобрали в борозде на гречневом поле. 
Выяснилось, что увесистый осколок металла раскроил ему череп… Я уже сказал, что 
мы еще только осваивали недавно полученные американские танки и поэтому новую 
для нас технику мерили своим аршином по опыту службы на отечественных машинах.
 Мы, плотно прижавшись друг к другу, лежали под все более раскаляющимся днищем 
танка и ждали взрыва боеукладки в башне и снарядов на моторном отделении. 
Пройдет немного времени, и на нашей земле появится еще одна братская могила…
 Огонь давал о себе знать. У тех, кто был ближе к моторной части, начали 
дымиться комбинезоны. Мы вертелись под танком, терлись о землю, пытаясь покрыть 
одежду слоем грязи как дополнительной защитой. Один из танкистов, не выдержав 
испытание огнем, выскочил «на волю». Два разрыва мин – и он распластался на 
пашне. Шансов убежать нет. Начали срабатывать боеприпасы на автомашине: глухой 
выстрел и шлепок снаряда о землю. Меня удивило, что за этим не последовало 
взрыва. Подумалось, что это произошло по той причине, что вышибленный снаряд на 
своей траектории не встретил препятствия и его взрыватель, следовательно, не 
сработал. Таких благоприятных условий в танке не будет. Наоборот, в боевом 
отделении для летящего снаряда кругом преграды.
 Кульминационный момент приближался. Шипя, огонь ворвался в боевое отделение 
танка. Люки башни были открыты, что усилило тягу. Температура под днищем М4А2 
сразу поднялась на несколько градусов…
 Мы прислушивались, стараясь определить, на каком расстоянии от нас идет бой, 
но он шел на прежнем рубеже, и, следовательно, наш танк все еще находился под 
прицелом немецких минометчиков. Нестерпимо жарко и страшно под танком, но 
покидать укрытие нельзя, если не хочешь погибнуть от минометного огня.
 Выстрел в башне. Вылетевший из гильзы снаряд прогрохотал по броне, описав 
несколько кругов, и упал на пол. Тишина… Пока повезло – сработал бронебойный 
унитар. То ли будет, когда подойдет очередь «стрельбы» осколочным снарядом! Он 
взорвется сам и непременно вызовет детонацию себе подобных. Вот тут нам всем и 
каюк!
 Прошло еще немного времени. Патронная трескотня в башне усиливалась. Мы на нее 
уже не обращали внимания… Ждали других звуков. И вот, наконец, громыхнула целая 
серия артиллерийских выстрелов. Звон, металлический скрежет, но взрывов нет. 
Тишина! Затем еще и еще залпы. Лязг и снова тишина!
 Такое ожидание рокового мига длилось что-то около часа. Огонь продолжал 
хозяйничать внутри броневого корпуса, артвыстрелы прекратились, детонации так и 
не последовало. Грохочущая пальбой линия соприкосновения сторон откатывалась 
все дальше и дальше на юг.
 Группа грязных, очумевших от высокой температуры, отравленных угарным газом и 
потрясенных постоянным ожиданием смерти танкистов выползла из-под дымящего, 
дышащего жаром закопченного «Шермана». Ноги не держали. Присели… Сеял мелкий 
дождь. Мы с удовольствием подставили чумазые лица под его охлаждающие брызги и