верил в счастливое будущее своего народа.
    В течение долгих лет работы в Египте в двух командировках (около 10 лет) я 
написал много служебных телеграмм и почтовых корреспонденции, где главным 
действующим лицом был Гамаль Абдель Насер. Даже когда он ушел из жизни и 
президентом Египта стал Садат, все равно, анализируя деятельность последнего, я 
неизбежно возвращался к Насеру, постоянно сравнивая одного с другим.
    Не место здесь, в личных воспоминаниях, далее углубляться в вопросы 
политической значимости Насера, тем более что каких-либо сенсаций на этот счет 
мной не припа-
106
сено. Я просто хочу посвятить несколько страниц своим наблюдениям, тому, что 
отложилось в памяти, чтобы читатель мог лучше представить себе Насера не только 
как руководителя страны и политика, но прежде всего как реального человека.
    В наших партийных и служебных характеристиках, если нужно было подчеркнуть 
общественную значимость человека, долгие годы писалось: «Общественные интересы 
ставит выше личных». Вот это наше бюрократическое клише наилучшим образом по 
своей сути подходит к Насеру. Он рано осознал свою значимость как политического 
деятеля и подчинил всего себя служению Египту и национально-освободительному 
движению. Мало сказать, что Насер пользовался высоким авторитетом во всем 
арабском мире. Арабы по-настоящему любили его и гордились им. Он олицетворял 
для них надежду на лучшее будущее. Во всех арабских странах на стенах частных 
домов, лавок, кафе можно было увидеть портреты Насера, за исключением, 
естественно, тех ситуаций, когда это грозило прямыми репрессиями. Меня лично 
поразило обилие портретов Насера и проявление к нему чувств необычайного 
уважения и признательности в королевской Ливии. Я провел там несколько дней в 
ноябре 1963 года и обнаружил, что буквально в каждой лавке на базаре в Триполи 
висит большой цветной портрет Насера, а рядом — маленький черно-белый портрет 
Идриса, о чем, конечно, не мог не знать и сам король.
    К вещам, личному благополучию и тем более к каким-либо видам накопительства 
Насер был совершенно равнодушен и жил лишь интересами идейно-политическими. Эти 
качества Насера хорошо иллюстрирует его собственное жилище. Он прожил всю жизнь 
в том самом доме на территории военного городка в районе Аббасийя, который 
занимал, будучи бекбаши — подполковником египетской армии. Позднее дом был лишь 
несколько модернизирован.
    Насер устоял от соблазна повысить себя в воинском звании, что сделали почти 
все правители из военных. Взять хотя бы того же Садата — он изобретал для себя 
знаки отличия, придумал себе форму Верховного Главнокомандующего (он выдумал 
себе еще и титул «верховного военного правителя»). Садат столько накрутил себе 
золотых разводов
107
на фуражку, на погоны, на петлицы, на ленту через плечо, что в глазах у 
смотрящего появлялись рябь и мерцание от избытка этих украшений. Кстати говоря, 
мундир Садата стал прекрасной мишенью 6 октября 1981 года во время парада по 
случаю 8-й годовщины «дня Победы», когда Садат и был убит.
    В западной прессе распространялось много небылиц о личной жизни Насера и, в 
частности, систематически появлялись публикации о переводе им своих личных 
(понятно, что незаконных) капиталов в швейцарские банки. Но действительность и 
прежде всего скромный образ жизни Насера находились в таком вопиющем 
противоречии с этими утверждениями, что подобные «сенсации» лопались одна за 
другой и в конечном счете от них ничего не осталось. После смерти Насера на его 
личном счету оказалось всего 600 египетских фунтов!
    Во время первого визита Насера в Советский Союз (апрель-май 1958 года) Н.С.
Хрущев как-то спросил его, чем он занимается в свободное время. Насер ответил, 
что в редкие свободные часы увлекается любительской киносъемкой. Вокруг этой 
темы завязался разговор, в ходе которого Хрущев сказал, что цветная кинопленка 
смотрится куда лучше, чем черно-белая. На это Насер ответил, что цветная 
кинопленка ему не по карману. Причем сказано это было безо всякой рисовки, 
просто как констатация житейского порядка.
    Говоря о скромности Насера, уместно упомянуть и о его отношении к своей 
личной безопасности. Когда он ездил на автомашине по Каиру, его всегда окружало 
довольно плотное кольцо охранников. Но этим, по существу, дело и ограничивалось.
 Никаких других мер безопасности не принималось, и сам Насер не отличался 
какой-либо повышенной подозрительностью. Об этом я сужу на основании фактов.
    Дело в том, что через моего друга из окружения Насера в 1956 году поступила 
просьба о присылке в Каир специалистов для консультаций по вопросам организации 
более надежной охраны главы государства. Мы эту просьбу поддержали, и вскоре в 
Каир прилетели два руководителя 9-го управления КГБ. Насер пригласил нас к себе 
на обед и в очень теплой домашней обстановке высказал несколько пожеланий, как 
соответствующие египетские службы долж-
108
ны были бы воспользоваться нашим опытом для организации охраны высшего 
египетского руководства. Просьба о приезде наших специалистов была вызвана тем, 
что египетская разведка и контрразведка стали с некоторых пор (а дело было как 
раз накануне тройственной агрессии) получать информацию о зарубежных и 
внутренних планах физического устранения Насера.
    В ходе нескольких бесед с лицами, которые обеспечивали охрану Насера в пути,
 в местах собраний и манифестаций, на службе, во время поездок за границу и 
дома, мы убедились, что никакой охраны, кроме группы телохранителей, вообще не 
существует. Хлеб, как выяснилось, повар Насера покупал в лавке напротив дома 
президента, а мясо и овощи — на ближайшем базаре. Никакого медицинского