Йемене женщины с открытым лицом на людях вообще не появляются. Сидеть с 
женщинами за одним столом — дело невозможное, непристойное и 
противоестественное в Йемене до сих пор.
    Находясь в счастливом неведении относительно этих порядков, знатные женщины 
Украины, выпив по чарке и разобравшись с моей помощью, что половина свиты 
аль-Бадра — полковники и подполковники, стали приставать к ним, несмотря на 
полученные инструкции, с предложениями выпить чего-нибудь, используя примерно 
такие аргументы: «Раз ты подполковник, то не имеешь права отказываться от 
горилки, когда тебе предлагает женщина». Да они, может, и выпили бы, бедные, но 
не на глазах же всего общества!
    Кстати говоря, накладок, проколов и разного рода казусов с йеменской 
делегацией было много, всех не перечислишь. На второй день после прибытия 
делегации в Советский Союз все газеты опубликовали состав сопровождавших 
аль-Бадра лиц, где были основательно перепутаны и должности, и имена. Путаница 
могла произойти из-за ошибок технического порядка, из-за трудностей в написании 
арабских имен, а также из-за не очень четкого толкования самими йеменцами 
должностей, которые они занимали в своем королевстве.
    Мои попытки восстановить точное написание имен и должностей вызвали у 
протокола МИД СССР глухое непонимание, а ответ на мои предложения я получил 
очень четкий: «Раз „Правда" так написала — значит, так и будет впредь». И 
действительно, все газеты Советского Союза повторяли изо дня в день 
напечатанный в «Правде» вариант. Ущерба, однако, это никому не нанесло: йеменцы 
совершенно не интересовались, что и как о них пишут и пишут ли вообще. В других 
случаях бывало хуже. Вспомним, что новатор
49
в угольной промышленности Никита Изотов, получивший всесоюзную известность в 
1932 году, был, как выяснилось впоследствии, вовсе не Никита, а Никифор, но раз 
«Правда» напечатала... Так он и скончался «нереабилитированным», а тут какие-то 
йеменцы...
    На торжественном приеме в Кремле йеменцы чувствовали себя много лучше, 
поскольку там были одни мужчины. Я ходил с аль-Бадром и знакомил его с ожившими 
вдруг портретами. Только оригиналы оказались и постарше, и как-то пожелтей и 
поодутловатее. Большинство из них, надо полагать, уже предчувствовало свой 
близкий уход с политической сцены.
    Молотов, Каганович, Маленков выглядели невеселыми, были неразговорчивы, не 
проявляли особого интереса к заморским гостям и обращались к ним с самыми 
банальными фразами. Никакой гениальности от оживших портретов не исходило, и я 
как-то вдруг понял, что они —обыкновенные люди и, скорее всего, не самые 
счастливые на этой земле.
    В отличие от большинства лиц в этой портретной галерее, пожалуй, только 
Хрущев и Булганин производили впечатление подвижных и энергичных. И на приеме, 
и на переговорах Булганин очень ловко вел беседы, уходил от просьб о помощи, 
причем делал это так умело, что собеседники оставались довольны. И Хрущев, и 
Булганин со вкусом беседовали с иностранными гостями и как бы ощущали перед 
собой большую жизненную перспективу. Ворошилов тоже проявлял активность и 
старался держаться на переднем плане.
    На этом приеме у меня произошли мелкий инцидент с Молотовым и недоразумение 
с Хрущевым.
    Молотов был задумчив и неразговорчив, выглядел неважно: лицо желтое, и на 
лбу какая-то шишка.
    Нарядный принц аль-Бадр не вызвал у него никаких эмоций, даже элементарного 
любопытства. После двух-трех фраз наступила пауза. Аль-Бадр, надо сказать, сам 
вообще не проявлял никакой активности в разговорах — он просто не знал, о чем 
можно говорить, а Молотов глухо молчал. Тогда, чтобы как-то исправить положение,
 я спросил:
    — Вячеслав Михайлович, может быть, предложить Его Высочеству соку?
50
    Недобро блеснув стеклами пенсне, Молотов раздраженно бросил:
    — А вы что, сами не знаете, что делать? Первый раз, что ли?
    А я действительно впервые присутствовал на приеме в Кремле, но глава 
советской дипломатии не мог, видимо, предположить, что к нему допустят 
какого-то новичка.
    Н.С.Хрущев уделил принцу аль-Бадру значительно больше внимания, чем 
остальные, и здесь я приобрел первый боевой опыт по части переводов ему на 
встречах с арабами. Второй опыт, более продолжительный и серьезный, был в 1958 
году во время первого визита Гамаля Абдель Насера в СССР.
    Н.С. Хрущев, всем улыбаясь и со всеми раскланиваясь, расспрашивал аль-Бадра 
о его отце — имаме Ахмаде, о Йемене, о йеменско-египетских отношениях, 
высказывался о будущем советско-йеменском сотрудничестве и, в частности, 
заявлял о желательности скорейшего обмена дипломатическими представителями. Об 
этом шла беседа и во время официальных переговоров. Была достигнута 
договоренность об учреждении посольств в Таизе и Москве в течение 1958 года. 
Собственно, в достижении этой договоренности и был главный смысл визита 
аль-Бадра в Советский Союз.
    Хрущев внимательно следил за реакцией аль-Бадра при ответах на заданные ему 
вопросы, изучал своего собеседника, пытался понять, что он за человек.
    Во время беседы к нам подошел разбитной господин высокого роста и начал на 
ломаном русском языке рассказывать Хрущеву о своей поездке в Грузию. Он 
практически оттеснил аль-Бадра, который отошел к своей делегации, и полностью 
завладел Хрущевым. Последний обратился ко мне: