По своему обыкновению я стал выискивать достойные сюжеты и попеременно то 
кинокамерой, то фотоаппаратом снимал различные сцены. Вдруг передо мной 
появилась лохматая девочка лет десяти и бойке заявила: «Саввирни, я ро-
216
мий!» — «Что-что?» -— спросил я. «Саввирни, я ромий!» — повторила она, и тут я 
наконец понял ее фразу: «Сфотографируй меня, иностранец!» Я сообразил, что 
здесь имеет место обычное переосмысление понятия отдельной национальности в 
понятие «иностранец». Когда-то в России немцами называли всех иностранцев, в 
некоторых арабских странах иностранцев европейского вида называли франками, а 
здесь их именуют ромами (т. е. греками или византийцами).
    Когда впоследствии я приезжал в Ливию уже во времена Каддафи, в моей памяти 
неизменно возникали первые впечатления от маленького и чистого Триполи. Уж 
слишком был очевиден контраст! Триполи разросся и увеличился по площади во 
много раз, появились современные многоэтажные строения, но сделался он неуютным 
и неухоженным. На стенах домов, с наружной стороны, свисают бесконечные 
электрические и телефонные провода, совершенно обезлюдел базар, опустели 
центральные площади. Арабская и вообще восточная столица с вымершим базаром — 
это что-то совершенно непонятное и не укладывающееся в сознании.
    Я задавал себе вопрос: может быть, дело в особенностях восприятия? Первые 
впечатления обычно глубоко западают в душу, а последующие уже не воспринимаются 
так ярко, и поэтому происходит идеализация картин прошлого. Но, к сожалению, 
так оно и есть. Повсеместно исчезает уют старых городов, современная 
цивилизация сглаживает своим железным утюгом все частности, особенности и 
прелести патриархального быта и стандартизирует нашу жизнь. В Триполи это 
особенно чувствовалось.
    Если отвлечься от ностальгических настроений и взглянуть объективно на 
современное ливийское общество, то надо признать, что во время правления 
Каддафи и благодаря в первую очередь его личной деятельности, как бы 
противоречива и спорна она ни была, ливийцы впервые осознали себя нацией, а 
Ливия превратилась из уютной колонии в самостоятельное, довольно быстро 
развивающееся государство. Появилась своя интеллигенция, своя собственная 
внешняя и внутренняя политика, свое, незамысловатое пока, современное искусство.
 Народ обрел и самосознание и уверенно заявляет: «Мы — ливийцы!», «Мы.— нация!»
217
    Показательным для мусульманской страны является и положение женщины. Здесь 
тоже за время лидерства Каддафи имел место существенный прогресс. Женщины ходят 
с открытыми лицами, участвуют в политической жизни, в различных манифестациях, 
работают в государственных учреждениях. Обратил я внимание на то, что много 
девочек-школьниц носит военную форму с погонами. При этом почти на всех погонах 
имеются знаки различия наподобие наших сержантских нашивок. Совсем нет рядовых! 
Сведущие люди объяснили, что сержантские нашивки способствуют престижности 
военного воспитания. А сама военная форма школьниц означает, что они проходят в 
данное время элементарную военную подготовку и подкрепляют этим самым 
популярный в Ливии лозунг: «У нас весь народ — армия, и армия — весь наш 
народ!»
    Обветшалые дома, мусор на улицах, неупорядоченность во всем, отсутствие 
уюта в какой-то мере компенсируются по-прежнему красивой многокилометровой 
набережной Триполи. Но подлинными сокровищами Ливии являются, конечно, древние 
финикийские, а впоследствии римские и византийские города Сабрата и 
Лептис-Магна. Был еще и третий город — Эа, на месте которого расположился 
современный Триполи. Но в ливийской столице от древнего города сохранились лишь 
отдельные сооружения, в частности триумфальная арка Марка Аврелия. Эти три 
города и составляли в древности собственно Триполитанию (три полиса).
    При посещении Лептис-Магны возникает каверзный вопрос: как же, собственно, 
идет развитие цивилизации — от них к нам или от нас к ним? Лептис-Магна 
поражает и своими размерами, и продуманностью планировки, и высоким уровнем 
городского хозяйства, и местами для отдыха и занятий спортом. Город вымощен 
каменными плитами. Арки, памятники, колонны — из благородного мрамора. А вот и 
банно-плавательный комплекс. Парилки. У входа — мозаичное изображение 
современных пляжных «лягушек», что означает: босиком входить нельзя — горячо. 
Бассейны для холодной и горячей воды (разогревается большой камень, опускается 
в воду — и вода становится горячей). Рядом с банями и бассейнами — стадион. 
Образцовый (пользуясь нашей терминологией) базар: мраморные громадные
218
прилавки с рельефным изображением товара, которым здесь надлежит торговать. 
Рассматриваем изображения рыб. Видно, что здесь торговали довольно крупной 
рыбой. Дома обогревались горячей водой, полы мозаичные. Сцена театра украшена 
мраморными рельефами, повествующими о подвигах Геракла. Недалеко от города 
расположился порт, к которому вела дорога с колоннами. Порт оборудован двумя 
маяками. Большой цирк, амфитеатр и ипподром находятся за чертой города. Всюду 
образцы высокой культуры и искусства. Все продумано до мельчайших деталей.
    Но возвратимся в апрель 1991 года. Разместили меня на набережной Триполи в 
новехонькой гостинице «Аль-Махари». Гостиница названа по имени одного из 
арабских племен, которое славилось самыми выносливыми и быстроходными 
верблюдами. На проспектах гостиницы и изображен этот махарийский верблюд. 
Гостиница строилась и отделывалась швейцарскими, марокканскими и ливийскими 
компаниями. В отделке преобладает марокканский стиль. Поселили меня как 
«представителя Президента СССР» в лучшем номере, который специально готовился к 
визиту короля Марокко Хасана II.
    Честолюбие мое было полностью удовлетворено. Раньше меня здесь на базаре