и уютной церкви, угощая нас сладким церковным вином собственного изготовления, 
священник рассказывал о заре христианства так, будто он сам жил в эту эпоху. Во 
времена, когда церковь строилась, люди в этих местах говорили на арамейском 
языке, на том самом, на котором проповедовал Иисус Христос. В Маалюле говорят 
на нем и до сих пор. Интересно и как-то спокойно было слушать рассказы 
священника, и хотелось ездить по дорогам Сирии, забыв на время, что твоя 
специальность разведчик, что тебе предстоят сложные переговоры, что в конце 
дороги тебя ожидают документы и телеграммы, которые обязательно надо прочитать 
и осмыслить, и что, завершив поездку, ты снова войдешь в режим, рассчитанный по 
минутам. Пусть же дольше тянутся сирийские дороги!
    Постоянно ускоряющийся бег времени все же несколько замедлялся в разъездах 
по Сирии, и мне вспоминались слова популярного врача-психолога и писателя 
Владимира Леви о том, что нам уже пришла пора научиться не только ускоряться, 
но и замедляться. В Сирии же я почему-то чаще всего вспоминал и его совет: 
человеку для лучшего самопознания, для интеллектуальной забавы полезно иногда 
мысленно перевоплощаться в окружающие предметы, растения, птиц, животных и в 
других людей. Мне вдруг захотелось стать на время сирийским старичком. Однажды 
я как-то очень явственно почувствовал, как хорошо сидеть под вечер на улице
185
Дамаска в тени большого дерева, читать газету, пить горячий и сладкий кофе, 
запивая его холодной водой на арабский манер, и неторопливо обмениваться 
почерпнутыми из газет новостями с другими сирийскими старичками...
    В деловых беседах сирийские государственные деятели всегда подчеркивали, 
что Сирии выпала особая миссия на Ближнем Востоке, что она находится в 
исключительно тяжелом положении и поэтому нуждается в решительной поддержке со 
стороны СССР. С этим трудно было не согласиться, но все упиралось в наши 
собственные возможности.
    Во всяком случае, как бы в подтверждение сложности обстановки при 
перемещениях нашей делегации по Сирии осуществлялись иногда довольно непонятные 
манипуляции по части соблюдения мер безопасности и организации нашей охраны. 
Только сядем в самолет — сразу объявляется воздушная тревога, и так по 
нескольку раз. Временами численность сопровождавшей нас охраны выходила за 
пределы разумного, причем у охранников было столько оружия, что им вряд ли 
можно было бы эффективно воспользоваться, и беспокоиться следовало скорее о том,
 чтобы не растерять многочисленные пистолеты, как попало заткнутые за пояса.
    Однажды президент Сирии Хафез Асад пожелал принять меня, чтобы получить 
необходимые ему консультации по проблемам государственной безопасности. На двух 
встречах в беседах с ним мы проговорили около пяти часов. По просьбе Хафеза 
Асада я рассказал ему, что собой представляет КГБ, каковы его структура и 
функции, как он взаимодействует с армией, МВД и высшими государственными и 
партийными структурами. Интерес президента Сирии к этим вопросам был вполне 
оправданным, так как обстановка в стране всегда была чрезвычайно сложной, а 
временами и тревожной. Тут тебе и близость линии фронта, и Ливан, тут и 
«братья-мусульмане», которые в этот период особенно активизировались.
    Эти беседы запомнились своей серьезностью и содержательностью. Асад 
внимательно слушал мое достаточно длинное повествование и задавал вопросы, на 
которые часто было трудно дать ответы из-за несовпадения наших государственных 
структур и специфики местных проблем в области безопасности. От бесед с 
президентом Сирии осталось
186
хорошее впечатление. Против всякого ожидания, он предстал передо мной человеком 
доброжелательным, мягким, корректным и внимательным. Никакой нервозности, 
спешки, никакой позы. Видимо, пребывание на посту главы государства, войны, 
тяжелые испытания, наконец, болезни — все это выработало у Асада простую, 
спокойную и доверительную манеру общения с собеседниками, научило его быть 
выдержанным, терпеливым и дисциплинированным в мыслях и беседах.
    Чем дольше я общался с Асадом, тем больше он мне казался знакомым человеком 
— в нем проступало что-то давно мне знакомое. Это ощущение не давало покоя, 
пока я не понял, в чем дело: Асад всем своим обликом напоминал Ивана Ивановича 
Агаянца, заместителя начальника разведки, начинавшего работу в ней в далекие 
довоенные годы. Ветераны-разведчики еще помнят этого доброжелательного и 
мудрого человека, от которого буквально исходило обаяние. У него была 
феноменальная память, он всегда находил решение самых сложных разведывательных 
проблем. Его разведывательный опыт носил уникальный характер. Упомяну только, 
что в 1941—1945 годах он был главным резидентом в Тегеране. После окончания 
войны из Тегерана его направили во Францию, где он также возглавил резидентуру 
и добился таких впечатляющих успехов, что его вклад ощущался долгие годы. И вот 
президент Сирии вдруг оказался и манерой ведения разговора, и тембром голоса, и 
фигурой похож на Ивана Ивановича, что, конечно, усилило произведенное им на 
меня впечатление.
    После того как деловая часть разговора была закончена, президент перешел на 
вольные темы и поинтересовался моей биографией, возрастом, семьей. Его удивило, 
что я на несколько лет старше его, а выгляжу значительно моложе. Объясняя 
причину, я ответил президенту по-арабски: «Дело обстоит просто — работа 
президента тяжелее, чем работа разведчика!» Этот ответ почему-то очень 
развеселил Асада.
    После встречи с президентом состоялась очередная поездка по Сирии вместе с 
его помощником Сайдом Ахмедом, очень интересным собеседником, к тому же 
свободно владевшим русским языком. Правда, у нас с Сайдом Ахмедом обнаружилось 
непримиримое противоречие: он хотел говорить