|
состав резидентуры надо было срочно подбирать, в том числе и резидента. К этому
времени в ПГУ пришли выпускники разведшколы, Военно-дипломатической академии и
различных гражданских вузов. После интенсивных поисков резидентура для Каира
была сформирована из шести человек, один из которых уже находился в стране, и
однажды мы впятером во главе с резидентом В.П.Соболевым предстали перед Серовым.
Таких встреч у Серова было немало, и в условиях продолжающейся неразберихи он,
по всей вероятности, не имел возможности серьезно готовиться к каждой из них.
Разговор носил формальный характер. Серов высказал ряд общих, уже набивших
оскомину рекомендаций, вроде того, что нужно много работать, проявлять
инициативу, вербовать агентуру, направлять информацию и так далее. Единственным
отступлением от унылого стандарта была выраженная Серовым озабоченность по
поводу того, что нам будет трудно встречаться с агентурой из числа египтян
ввиду черного цвета их кожи. Обмениваясь после встречи мнениями о председателе
КГБ, мы дружно отметили его неосведомленность в вопросах внешней политики,
небогатый словарный запас, а то, что он представлял себе египтян чернокожими
африканцами, нас просто шокировало.
156
В начале этой главы я уже упоминал о том, что знания всех председателей КГБ
далеко не соответствовали тем требованиям, которые предполагались для их
высоких должностей. Впервые я увидел это на примере Серова. Правда, что-то
такое о его высокой образованности писал в своих мемуарах Серго Берия, который
в свойственной ему манере все выдумывать приписал Серову и знание японского
языка. Почему японского, а не, скажем, более распространенного у нас тогда
немецкого? Дело, однако, в том, что никаких иностранных языков Серов, конечно,
не знал, как не знали их и все другие председатели, за исключением Крючкова, и
более того, не испытывали никакого дискомфорта от этого незнания. Один только
Андропов переживал из-за своей некомпетентности и время от времени обзаводился
учебными пособиями по английскому языку, но нечеловеческая загруженность
разнообразными делами не позволяла ему серьезно заняться изучением иностранного
языка, да и состояние здоровья серьезно ограничивало его возможности.
Вспоминая разгром разведки в 1937 и 1938 годах, волюнтаризм и
профессиональную неподготовленность Берии, я все время задаю себе один и тот же
вопрос: как в этих ужасных условиях могла уцелеть наша ценнейшая агентура в
Англии, Франции и некоторых других странах? Ответ напрашивается один: отнюдь не
благодаря заботам высшего руководства органов государственной безопасности,
занятого интригами и кровавыми разборками, а исключительно благодаря
самоотверженной работе, высокому профессионализму и верности долгу рядовых,
немногочисленных к тому же разведчиков, трудившихся в те годы как «в поле», так
и в Центре.
Ценная агентура и во времена Серова обеспечивала руководство СССР самой
достоверной информацией о военных приготовлениях США и других западных стран,
направленных против Советского Союза. По мере стабилизации положения в разведке
и в других подразделениях КГБ тематика и география получаемой информации все
время расширялись. Такое состояние дел позволило Серову даже пошутить на одном
из партийных активов КГБ в середине шестидесятых годов:
157
— Никита Сергеевич постоянно жалуется мне, что он начисто лишен возможности
изучать марксистскую литературу, так как все его время уходит на чтение
разведывательной информации за подписью Серова!
Быстрое сближение СССР с Египтом во времена Насера и активная работа
резидентуры на гребне подъема наших межгосударственных отношений вызвали
одобрение со стороны Серова и повысили его внимание к каирским делам. Пик этого
внимания пришелся на 1958 год, а именно на конец апреля этого года, когда
состоялся визит Насера в СССР.
В этот период Серов уже более реально представлял себе, что такое Египет и
кто такие египтяне. Во время пребывания делегации Насера в Москве Серов лично
встретился с руководителем египетских спецслужб. Насер сам проявил инициативу и
попросил Хрущева во время первой же встречи с ним, чтобы Серов принял
начальника Службы общей разведки Египта Салаха Насра и установил с ним
постоянный деловой контакт. Дело развивалось следующим образом.
1 мая 1958 года Гамаль Абдель Насер вместе с Н.С.Хрущевым и другими
руководителями СССР находился на трибуне мавзолея, а внизу, на Красной площади,
ликовали колонны демонстрантов, выкрикивая лозунги и приветствия по адресу
советских лидеров и в честь их большого друга — Насера. Между Хрущевым и
Насером неотлучно находился в качестве переводчика мой начальник и друг,
резидент КГБ в Каире Викентий Павлович Соболев. Правда, когда мы открыли на
следующее утро центральные газеты и посмотрели на многочисленные фотографии, то
никаких признаков присутствия Викентия Павловича на трибуне обнаружено не было.
Был человек — и нет его!
Впечатление такое, что наша история сама очищает себя от «ненужных» людей.
Только одних убирает с фотографии сразу, а других позже. Сколько мы уже видели
таких групповых снимков, с которых постепенно куда-то исчезали изображенные на
них люди...
Во время демонстрации я стоял рядом с мавзолеем среди членов египетской
делегации, и вдруг, совершенно неожиданно для меня, появился юркий и
решительный Серов и приказал мне организовать завтра же в его служебном
кабинете на Лубянке встречу с Салахом Насром. В беседе с
158
ним мой верховный шеф сказал, что поручает мне быть офицером связи между КГБ и
спецслужбами Египта.
|
|