Но при всем этом смерть нескольких наших товарищей при штурме дворца Амина 
представлялась неоправданной. Их гибель послужила, кстати, толчком к сооружению 
на территории службы разведки в Ясенево памятника сотрудникам, отдавшим жизнь 
во имя Родины. По прошествии многих лет ясно, что все наши жертвы в Афганистане,
 увы, были напрасными.
    30 декабря 1979 года пришло указание мне и Ю.И.Дроздову вылететь в Москву 
для доклада о проведенной операции. 31-го, уже после окончания рабочего дня, мы 
предстали перед Ю.В.Андроповым и отчитались за свою работу.
    В семье была большая радость — Новый год удалось встретить всем вместе, 
дома, а с души свалился тяжелый груз ответственности.
    В первые новогодние дни радостные чувства не покидали меня. Все теперь 
пойдет хорошо в Афганистане: руль государства перешел там в руки разумных людей 
без всяких экстремистских завихрений. Наш сосед остается нашим большим другом, 
и к тому же единственным на всем протяжении южных границ СССР. Всех участников 
событий председатель КГБ пообещал щедро наградить.
    Но вскоре стали раздаваться тревожные голоса.
    Мой большой друг и старший товарищ Иван Алексеевич Маркелов (в то время он 
был, как и я, первым заместителем начальника разведки) на первой же встрече 
после возвращения из Афганистана спросил меня с тревогой в голосе: «А зачем мы 
туда вообще влезли? Добром для нас эта экспедиция не окончится!»
    Затем пошли отклики из США. Там радостно потирали руки: «Советы попались — 
не учли нашего плачевного опыта. Афганистан станет для СССР тем же, чем стал 
Вьетнам для США».
    Потом зашевелились и востоковеды — специалисты по Афганистану и этому 
региону. Они стали высказывать кри-
358
тические замечания о бесперспективности пребывания наших войск за Гиндукушем. 
От них пошла впоследствии утвердившаяся в средствах массовой информации оценка: 
«Влезли в Афганистан, не зная его географии».
    Наступили времена сомнений и раздумий. А руководство КГБ требовало 
решительных действий по оказанию помощи режиму Бабрака Кармаля и ликвидации 
«бандитского движения». Началось массовое наводнение Афганистана советниками 
всех мастей. Их и до переворота было много, а теперь началась настоящая 
«советническая оккупация» страны.
    Деятельность советников подверглась в наших средствах массовой информации в 
перестроечный период не только критике, но и просто осмеянию. Они, мол, делали 
все по нашему образцу: создавали не только машинно-тракторные станции, но и 
комсомольские, женские и даже пионерские организации. Это, конечно, наговоры. 
Нет: слепого копирования не было. Наоборот, руководство все время напоминало о 
необходимости действовать сообразно с местными условиями и обычаями, с учетом 
средневековости Афганистана и его племенного уклада.
    Но попытки прямого перенесения нашего опыта, естественно, имели место. Это 
относится в какой-то мере и к области разведывательной и контрразведывательной 
работы. В конце концов, понимание национальных особенностей страны — это одно, 
а конкретный личный опыт каждого советника — это совсем другое. Изобретать 
что-то совершенно новое на базе своего опыта — дело чрезвычайно сложное.
    В Москве началась целая эпоха совещаний и заседаний по Афганистану, начиная 
от комиссии ЦК КПСС до ведомственных и межведомственных...
    Довольно часто для решения внешнеполитических вопросов, связанных с 
Афганистаном и нашим военным присутствием там, собирались дипломаты, военные и 
разведчики. Чаще всего эти встречи имели место в МИД СССР, у первого 
заместителя министра Георгия Марковича Корниенко. Обычно там присутствовали С.
ФАхромеев, В.И.Варенников, а от Комитета госбезопасности или я, или Я.П.Медяник.

    Понятно, что афганские дела систематически обсуждались в рамках 
ответственности КГБ и у Ю.В.Андропова.
359
    Были совещания у других министров, и в том числе у военного министра Д.Ф.
Устинова. Последний проводил совещания неторопливо, с чаепитиями и 
всевозможными отвлечениями от главной темы. Иногда разговор принимал характер, 
далекий от повестки дня. Однажды, во время такого затянувшегося отступления от 
темы, я стал развлекать себя тем, что начал подсчитывать количество и качество 
орденских планок у наших военачальников, и обнаружил удивительную гармонию в 
системе награждения. У Ахромеева было на один орден больше, чем у Варенникова; 
у Соколова на один орден больше, чем у Ахромеева, а у Устинова на два больше, 
чем у Соколова.
    Видно, в аппарате ЦК КПСС какие-то специальные люди зорко следили за тем, 
чтобы не было никаких нарушений в субординации. Каждый герой должен точно знать 
свое место в ряду героев.
    Для внешней разведки Афганистан стал главной задачей: мы укрепляли органы 
безопасности Афганистана, направляли своих советников во многие афганские 
провинции, сотнями стали готовить афганских разведчиков и контрразведчиков на 
территории Советского Союза и в Кабуле. Делали все, вплоть до открытия в нашей 
стране детских домов для афганских детей-сирот.
    Приказы руководства КГБ были однозначны: для Афганистана ничего не жалеть, 
все их заявки удовлетворять немедленно. Следующий год (а в дальнейшем каждый 
следующий) должен был стать годом «решительного перелома в борьбе с душманами...
»
    В руководстве ПГУ четыре человека с утра до вечера занимались афганскими 
делами — сам начальник В.А.Крючков, я, заместитель начальника разведки по этому