колько минут он 
возвратился и принес "диагноз": бутылки из-под водки. Где взяли? 
- Съездили на машине в село Майское и привезли... - удивил меня молодой 
фельдшер. 
- А теперь дрыхнут. [133] 
- Сколько до Майского, если ехать напрямую? Около ста? 
- А что любителю выпить расстояние, была бы водка... Не первый случай. 
Вечером я пригласил командира автороты, старшину и командиров взводов. Обрушил 
на 
них свой гнев. 
- Поговорите, пожалуйста, с солдатами, - попросил ротный. - Мы уже исчерпали 
все 
свои возможности... 
В шоферской землянке-казарме картина удручающая: не стиранные простыни и 
наволочки нельзя назвать даже серыми, водители машин спят в грязных полушубках, 
в 
валенках, пол из неструганых досок грязный, всюду окурки... Ни командир, ни 
замполит 
автобата ни разу не были в роте. 
- Ребята, - начал я, - элементарная чистота, тем более вблизи Опытного поля, 
нужна 
для вашего здоровья. Жить надоело или хотите лишиться способности производить 
потомство? 
Почувствовал, что мои слова доходят. 
- Самовольный выезд из режимной части карается трибуналом. Если подобное 
повторится, то кто-то из вас поедет не домой, а совсем в другое место... 
В тот день рассказал солдатам про фронт и, по их просьбе, о НАТО. 
Через два дня я пришел в роту и не мог не заметить перемен. Пол чист, простыни 
и 
наволочки заменены, койки заправлены и выровнены, поставлена еще одна 
"буржуйка", в 
казарме тепло. И командиры повеселели. Случаев самовольных выездов из гарнизона 

больше не было. Что-то наивное, мальчишеское было в тех солдатах, и если я 
встречал 
потом кого-то из них, то чаще всего слышал неуставное: "Здравствуйте!" 
Свободного времени на "Ша" у меня оставалось много. С утра, обойдя свои 
немногочисленное объекты и приняв рапорты командиров подразделений и дежурных, 
я 
давал кое-какие указания, если в этом была необходимость, после чего садился за 

письменный стол. Читал военную литературу, которой было мало 
[134] для подготовки к очередному кандидатскому экзамену, увлекался романами и 
повестями. Забегая вперед, скажу, что закончить написание диссертации в 
дальнейшем 
так и не смог. Да и желание как-то постепенно пропало. Думал, что с ученой 
степенью 
меня заставят перейти на преподавательскую работу, чего совсем не хотелось. 
Как-то приехал на "Ша" военный ветеринар А. А. Мальков и заночевал в моем 
финском 
домике. Вспоминал, как здесь в 1949 году сосредоточили сорок верблюдов, много 
баранов 
и крупных поросят. Но начальство почему-то не разрешило выставлять их на 
Опытное 
поле. Животных держали на привязи, но, испугавшись атомного взрыва, они 
сорвались и 
разбежались по полю. 
Жаловался Алексей Александрович, что его работа не только опасная, но и 
физически 
тяжелая. Спустит в глубокое подопытное метро баранов и собак, а после взрыва, 
когда у 
входа более десяти рентген, выносит [135] на руках животных по лестнице и 
помещает в 
грузовик... 
Однажды, выехав на Опытное поле, я встретил волка. Зверь выскочил из 
обвалившегося 
хранилища, чуть не сбив меня с ног. Плешивый, худой, но удирал быстро. Наверное,
 волк 
здорово подзаразился, шныряя по хранилищам, где могли быть какие-то остатки 
продовольствия и куда ветер загонял радиоактивную пыль со всего поля. Бури в 
районе 
полигона случались такие, что автомашины валились на бок, а молодые деревья 
хлестали 
макушками землю. 
И конечно же, радиоактивная пыль с опытных площадок и со следа радиоактивного 
облака разносилась далеко. Отдельные радиоактивные "бляшки", представлявшие 
опасность еще много лет, могли залететь в окно жилого дома, в пекарню и 
столовую, 
детский сад далеко за пределами полигона. Твердые частицы, содержа