|
ина за рулем
"газика".
Он имел водительские права и часто, пользуясь личным знакомством с командиром
автобата, брал машину из резерва без водителя. Титов вечно куда-то торопился,
всегда у
него не было минуты, чтобы поговорить с товарищем.
- На пределе... Во! - кричал он и, улыбаясь, проводил ребром ладони по шее.
Во время испытаний многими группами руководили прибывшие генералы и офицеры -
начальники шестых отделов штабов видов и родов войск, ученые научно-
исследовательских институтов. Это оправдывало себя. Они готовили программы
испытаний, и полученные сведения о новом оружии были нужны им для составления
инструкций, написания ученых трудов. Поскольку мой связист В.Титов [96]
начальник
генерал В.А.Чистяков на полигон не приезжал, группу тыла на испытаниях
возглавлять
приходилось мне.
Несовершенство научной работы на полигоне, на мой взгляд, заключалось в том,
что не
было прочных исследовательских контактов между всеми отделами и группами.
Ученых-
атомщиков, к примеру, не интересовали вопросы противоатомной защиты. Их задача
-
испытание вещества и конструкции бомбы, кто-то из них занимался средствами
доставки,
то есть способом применения оружия. А поэтому они взаимодействовали только с
теми
специалистами, которые обеспечивали средства автоматики и измерения поражающих
свойств ядерного "изделия". Все, что выставлялось и испытывалось на площадках,
их
могло привлечь лишь с одной целью: насколько сильна бомба?
А нас, готовивших объекты и поле, интересовало все, что относилось к
противоатомной
защите войск, тыла, населенных пунктов, людей, животных. Наш отдел тыла
никакими
приборами, кроме дозиметров, не обеспечивался. Подопытных животных мы тоже не
выставляли, но медицинская и ветеринарные группы имели право размещать их в
наших
сооружениях и кабинах машин, не информируя нас о результатах. Вот и получалось:
мы,
фиксируя, что сооружение пострадало, не могли точно сказать о его пригодности
для
защиты людей. В лучшем случае писали ориентировочно, например, так: "Манекены в
складе не повреждены. Баран, находившийся в укрытии, жив". Но мы не знали, что
этот
баран получил высокий уровень радиации и ослеп. Правда, мы имели знакомых
ветеринаров и кое-что узнавали.
Однажды из Москвы приехал специалист по лечению костей и костного мозга. Он
привез
круглые банки для транспортировки костей подопытных животных. Как-то врач
пригласил меня к себе в гостиницу на ужин. Вытащил из портфеля бутылку
марочного
вина, достал из холодильника большую жестяную банку, похожую на те, в которые
он
собирал кости, и стал выкладывать ложкой небольшие консервированные почки. Я
понимал, [97] что привезенные из столицы консервы - хорошая закуска, но есть их
не
мог.
Доктор протер очки и поинтересовался:
- Что же вы не попробуете почки? Или думаете, что я их вырезал у подопытных
псов?
- Не ем консервированные продукты, - сочинил я.
Итак, Опытное поле к взрыву водородной бомбы было подготовлено. В "Лимонии"
появился сам Игорь Васильевич. Утром, когда мы с Сердобовым шли в столовую, он
прогуливался в сопровождении пятерых в штатском.
- Как ты думаешь, - спросил меня Сердобов, - если бы не было на белом свете
Курчатова, занесло бы нас на этот дикий брег Иртыша?
- Думаю, нашлись бы другие ученые, и атомная бомба появилась бы у нас
непременно.
Все течет закономерно, как Иртыш.
- А нас тащит и крутит, как вон ту корягу, - усмехнулся Сердобов, показав на
плывущий
тополь, который упал в реку вместе с корнями. В быстром потоке он крутился,
нырял под
воду и снова выплывал, словно пытался выбраться из мутной круговерти.
Я узнал рядом с Курчатовым только одного - В. А. Малышева, поскольку видел его
на
снимках в газетах среди руководителей партии и правительства. Я знал, что он
министр
среднего машиностроения, а почему среднего - не представлял. Но известно было,
что
для "сред-маша" правительство денег не жалеет.
Вячеславу Александровичу Малышеву
|
|